Очень хорошо помню, как с одноклассником Игорем, он сейчас председатель совета директоров какой-то промышленной компании, отмечали мои двадцать семь. Я тогда увлекался поэзией символизма, поэтому мне, недоумку, казалось крайне мистическим, что двадцать седьмого – двадцать семь! Это сейчас понимаю, что все это чушь собачья, но тогда я внутренне расфуфырился до последней степени. И покровительственно похлопывал по плечу Игоря, который родился второго июля и, соответственно, не мог в столь бессмысленном возрасте насладиться своей индивидуальной магией цифр!
Тогда, в расцвете бардака перестройки, он был основным поставщиком спирта населению. В смысле нам. Туго было с выпивкой, ох туго. А он работал на предприятии, уж не знаю, как его занесло, где было полно спирта. Причем очень высокой очистки. Потому как, если обнаруживались в нем какие зловредные примеси, важные детали для советского термоядерного щита категорически отказывались склеиваться. Или что-то в этом роде. Перед самым днем рождения он мне выписал пропуск на это сверхсекретное предприятие. Там меня потрясли громадные, уходящие под высоченный заводской потолок, цистерны со спиртом. И внизу был присобачен шланг с пистолетом. Как на заправке. Берешь, трр, и буравишь сколько душе угодно. На меня крайне снисходительно смотрели заводские, когда подошел к этому агрегату с майонезной баночкой. Старожилы приходили с вед рами.
К чему это я все?! Ну да, я все о том, что по-человечески справить день рождения не удавалось никогда. В тот раз мы так нализались спиртом, что пошли на концерт группы «Браво» и пили тот же спирт с Жанной Агузаровой. И весь предпраздничный вечер я провалялся невменяемый в куче тряпья за колосниками Дома культуры Института инженеров транспорта, где и проходил тот концерт. А соответственно, на следующий день лежал пластом. Без чувств и сознания. Соответственно – празднование на помойку.
Примерно в таком же разрезе происходило ежегодно. Я так наворачивался за предшествующие дни, что на само мероприятие уже не хватало сил. В лучшем случае оказывался на родном диване, боясь пошевелиться, чтобы организм не начало рвать в разные стороны.
А в детстве что, лучше было?! Все мои школьные и дворовые друзья разъезжались по пионерским лагерям, и пригласить было некого. До сих пор помню, как мне было грустно и обидно в один такой раз. Папа ездил в командировку в Новороссийск и припер оттуда целый чемодан невиданной тогда в Москве пепси-колы. По какому-то соглашению, непонятно с какого перепугу, в начале семидесятых ее стали производить именно там. В Москве таких напитков не было в принципе. А для десяти-двенадцатилетнего московского сосунка целый чемодан этого вожделенного напитка казался неописуемым сокровищем.