Поднимаясь по лестнице дома, Романовский заглянул в почтовый ящик. В отверстиях что-то светлело. Он открыл дверку и достал два конверта – сероватый, из оберточной бумаги, и голубой. Прочитав обратные адреса, бегом преодолел два пролета до своей квартиры, поспешно отпер дверь и, подойдя к окну, еще раз прочитал адреса. Голубой конверт пришел из НТО Саратовского горотдела милиции. На сером значилось: «г. Ленинград. Центральный архив».
Романовский решительно оторвал кромку голубого конверта и вынул сложенный вдвое лист. Это был акт экспертизы по установлению идентичности фотографии Семена Пробкина и портретика мальчика на медальоне.
«Уважаемый т. Романовский Б. Н.!
По Вашей просьбе произведена экспертиза на идентичность фотографии мальчика в медальоне и фотопортрета молодого человека на групповом снимке. (Отмечен вами крестиком.) Идентичность не подтвердилась – это разные люди.
Копию акта экспертизы прилагаю.
Начальник НТО горотдела милиции П. Цимлин».
Прежде чем открыть второй конверт, он снял фуражку и тужурку, заставил себя умыться холодной водой, сел за стол.
«…Семен Дроботов, по отцу Иванович, рождения 1940 года, захоронен в групповой могиле на берегу Ладожского озера в поселке Свирь. Акт погребения СВ №03458.
Зам. нач. ЦА г. Ленинграда Долгушина».
Подумав, Романовский достал из буфета тарелку, положил на нее письма и поджег. Свивался лиловым клубком огонь, хороня под собой надежды.
А вечером на главпочтамте Романовский сдавал заказное письмо.
– Москва. Улица Талалихина. Дом сто пять, квартира четыре, Смирнову В. Н., – для верности прочитала адрес приемщица.
* * *
Из-за опоздания большой группы техников партсобрание началось позже назначенного срока. Задержка была уважительной: экипаж транспортного самолета перед взлетом обнаружил дефект в двигателе и зарулил обратно на перрон.
Командир корабля, импульсивный сухощавый грузин, поглядывая на торопливую работу ремонтной бригады, дергал волосы тонких нафабренных усов. Ему хотелось сегодня же попасть на свою базу, домой, и поэтому его круглые глаза бдительно следили за руками техников и чуть косили от не терпения.
На устранение неисправности ухлопали час. Самолет улетел. И в то время, когда довольный грузин перестал нюхать воздух в кабине (не запахло бы жареным агрегатом!) и прикрыл уши телефонами, Аракелян отчитывался перед коммунистами о работе парткома.
Терещенко занимал привычное место в президиуме, сидел с таким видом, будто отбывал очередную повинность. Даже зевнул несколько раз. Но вскоре он уловил, что настроение людей в зале меняется, и стал внимательно слушать Аракеляна. И подивился. Парторг, видимо, забыл, что его переизбрание зависит от сидящих перед ним, и явно вызывал их недовольство.