Домоправитель, должно быть, заранее решил, что ему делать в случае появления полицейского.
– Я сообщу миссис Парментер о вашем прибытии, сэр, – серьезным тоном ответил он. – Но, конечно, не смогу прямо сейчас сказать, примет ли она вас.
Питт остался ожидать в утренней гостиной, оформленной в средневосточном стиле, лишь краем сознания воспринимая ее красоты. Минут через десять Вита открыла дверь и вошла, аккуратно притворив ее за собой. Тревоги сделали эту женщину хрупкой и больной. Вокруг ее правого глаза лиловел колоссальный синяк, а порез на щеке еще покрывали алые капельки крови. Никакая пудра с румянами не могла бы скрыть эти «украшения» даже в том случае, если бы она их использовала.
Томас попытался не смотреть на нанесенный ее красоте ущерб, однако столь потрясающее пятно на очаровательном во всем прочем лице не могло укрыться от взгляда.
– Доброе утро, миссис Парментер, – поприветствовал ее посетитель. Ему не было нужды изображать сожаление или удивление: чувства эти были глубоко упрятаны в недрах его существа. – Простите, что я вынужден беспокоить вас по подобному поводу, однако я не вправе оставить случившееся без объяснений.
Рука ее инстинктивно дернулась в сторону щеки. Должно быть, порез оказался чрезвычайно болезненным.
– Боюсь, что вы напрасно потратили свое время, суперинтендант, – ответила хозяйка дома очень спокойным тоном. Впрочем, он едва различал ее слова, настолько негромким и сиплым сделался ее голос. – Для вас здесь нет никакой работы, и мне нечего сказать вам. Конечно, я понимаю, что миссис Питт рассказала вам о том, что видела здесь вчера вечером. Она просто не могла поступить иначе. – Вита попыталась улыбнуться, однако улыбка ее вышла жалкой и похожей на прелюдию к слезам, рожденной скорее обороной, чем вежливостью. – Однако вчерашнее событие является нашим с мужем личным делом и останется таковым.
Она резко умолкла и посмотрела на него, словно бы не зная, что говорить дальше.
Томас не был удивлен. Напротив, скорее удивился бы, если б миссис Парментер непринужденно пересказала ему всю сцену между нею и Рэмси. Она обладала слишком большим чувством внутреннего достоинства, чтобы рассказывать всем о своих бедах… особенно теперь. Полицейский подумал, что ей, возможно, приходилось и прежде сталкиваться с проявлениями насилия. Иногда женщины воспринимали его как неотъемлемую часть собственного зависимого и подчиненного состояния. Плохое поведение жены давало мужу право побить ее. Закон соглашался с этим и не предоставлял женщине никакой защиты. Томас еще помнил те времена, когда закон запрещал жене убегать из дома, чтобы избежать того, что уготовил для нее любящий супруг, за исключением смерти или увечья.