– Может ей руки скрутить?
Моргнув, сереброволосый юноша сбросил наваждение и подошёл ближе, внимательно прислушиваясь к чужой буре чувств. Глянул на того, кто вызывал в девушке столь исступлённо-жаркую ненависть, оценил отсутствие оттенков безнадёжности, попробовал на вкус её твёрдую решимость, приправленную мстительностью и явным умом.
"Хочу!!!".
По лёгкому жесту-повелению детишек увели прочь, а будущую ученицу аккуратно подняли и даже слегка отряхнули, словно невзначай шлепнув по тугой ягодице. Отпустили её руки, но попытавшись дёрнуться вперёд, девица растерянно заморгала: тело странно онемело и напрочь отказывалось слушаться. Новый жест, и к царевичу подвели одного из знатных ногаев.
– Ты ищешь справедливости?
Разом забыв обо всем, недавняя полонянка резко кивнула головой.
– В чем ты обвиняешь этого татя? Можешь говорить.
Правильно истолковав лёгкую заминку, Дмитрий шагнул поближе – и не стал проявлять недовольство, когда искательница правды мало что не уткнулась носом в его висок.
"Старших родичей перебили, младшего брата в полон забрали, саму изнасиловали – и не сломалась!".
Внимательно оглядев нежданный подарок судьбы, и слегка покосившись на её обидчика, которому как раз увязывали спереди руки, царевич тихонечко вздохнул. Про себя.
"Понятно, отчего этот орёл кривоногий самолично испортил столь ценную добычу – наверняка решил пополнить свой гарем строптивой красавицей".
– Этих увести.
Пребывающих во власти ноющей боли степных князей, и их уменьшившееся в числе сопровождение тут же утащили прочь – а оставшийся в одиночестве племянник Табан-мурзы со скрытой тревогой огляделся.
– Судебник гласит: любой разбой карается смертной казнью, из имущества головника возмещается урон претерпевшего татьбу, оставшееся уходит в казну. За покражу скота и иное воровство, связанное с душегубством – тако же.
Сделав паузу, чтобы его слова дошли до всех (в том числе и подтянувшейся на нежданное развлечение свиты), царевич тихо спросил:
– Как твоё крестильное имя, и как звалось твоя деревенька?
– Аглайка…
Едва слышно всхлипнув, юная селянка на удивление твёрдо закончила:
– Гуреевкой все называли.
– Девица Аглая, подтверждаешь ли ты, что сей мурзенок Багаутдинка с подручными татями своими творил душегубство и разбой в деревне Гуреевке?
– Да!
Ухватившись за рукоять боевого ножа на поясе излишне расслабившегося постельничего стража, девушка замерла. И не от того, что её руку тут же перехватили, а сзади к горлу приставили сразу два коротких клинка – просто тело на одно длинное мгновение перестало её слушаться.