Степан до этого письма никогда не задумывался над каверзами супружеской жизни, он даже не представлял, что ему могли изменить, ему, молодому, еще ждущему своей весны. Говорят, что в мужчине важна сила, все товарищи восхищались и завидовали его силе. На него и сейчас засматривались девушки, а Дуся… Неужели она наигранно целовала его перед отправкой эшелона и наигранно долго-долго махала цветастой косынкой?.. Ведь уже через год начали ходить сплетни о ее склонности к некоторым мужчинам. Ему об этом писали друзья, но он заставлял себя не верить, не верить, не верить! А теперь… Дуся, Дуся!..
Она обычно была немногословной, Степан принял это за сдержанность, а сейчас думалось, что ее немногословность была не от богатства души, а от бедности мыслей.
До свадьбы, в пору гуляний, она всегда водила его по самым темным закоулкам, он восторгался, приняв это за стремление к чистоте и незапятнанности, ее боязнью худой молвы, а сейчас ему казалось страшным: все гордятся нарождающейся любовью, не только любовью, дружбой, а почему он ходил по темным закоулкам и прятал, прятал от людей, может, самое светлое в своей жизни!..
До свадьбы она ежеминутно подчеркивала свою деловитость, все уходы по саду, дому приписывала себе, а придя к ним, в первый же день ушла от стола, оставив на нем кучу неубранной грязной посуды. И он ничего не оказал ей и в первый медовый день, засучив рукава, мыл сальные тарелки…
Позже выяснилось, что она не только не умела, но и не хотела ничего делать. И он опять даже не упрекнул ее, и лишь в последние дни перед уходом в армию отяготил ее единственной просьбой: заботиться о его родителях три недолгих года…
И вот белые березы и огромное чернильное пятно между строк письма.
Начальник штаба полка, сухощавый, подтянутый, знаменитый своей строгостью подполковник, отказался читать письма, которые ему привес Степан. Он молча выслушал младшего сержанта, его нескладный рассказ про нескладную жизнь семьи.
Десятки и сотни людей обращались к подполковнику с просьбой предоставить отпуск. Иногда даже его сердце склонялось к тому, чтобы дать отпуск, но для этого нужен был вызов военкомата с места жительства военнослужащего или же официальное подтверждение о тяжелом положении семьи.
Младший сержант об этом, возможно, не звал. Подполковника вдруг обожгла мысль: почему мы иногда, в силу тех или иных канцелярских установок, заставляем человека обнажать душу, выкладывать самое интимное, самое дорогое, заставляя лишний раз мучиться. Ведь душа человека — это заботливо взращенный сад, но никак не парк, где может ходить каждый и где ветер обычно гоняет рваную бумагу, а солнце находит стеклышки разбитых бутылок, окурки… Зачем? Зачем?