Но она была не его предназначением, а лишь плодом его заносчивости.
Христос наделил его этим даром — не затем, чтобы положить миру конец, не в наказание за собственное предательство, а чтобы исправить ошибку, совершенную самим Христом еще в отрочестве.
Исправить то, что было сломано.
И ныне я это свершил.
Таково было его истинное наказание и предназначение, и оно лучше, чем он заслуживал. Он был призван воскресить жизнь, а не принести смерть.
Умиротворение снизошло на него. Прикрыв глаза, Иуда принялся безмолвно исповедоваться в своих грехах.
Сколько же их скопилось…
Когда он отверз зеницы снова, взор его затуманивали серые корки катаракты. Искариот лишь смутно угадывал Ареллу, уже жестоко отнятую у его взора, помраченного близящимся концом.
Она прижала его еще крепче, словно стремясь удержать при себе.
— Ты всегда ведала правду, — шепнул он.
— Нет, но уповала, — шепнула она в ответ. — Пророчества не бывают ясными и однозначными.
Иуда закашлялся, надрывая усыхающие в груди легкие. Голос охрип, превратившись в карканье.
— Жалею лишь о том, что не могу провести с тобой вечность.
Испытывая безмерную слабость, Иуда смежил вежды, но погрузился не во тьму, а в золотой свет. Холод и боль отступили пред этим сиянием, оставив по себе лишь ликование.
— Откуда тебе ведомо, как мы проведем вечность? — достиг его слуха шепот.
Он отверз очи в самый последний раз. Теперь ее сияние пробилось к нему сквозь катаракты во всей красе, во всем своем небесном великолепии.
— Я тоже прощена, — возгласила сивилла. — И призвана в свое последнее жилище.
Она воспарила над ним, уплывая прочь. Искариот потянулся к ней, обнаружив, что руки его сотканы из чистого света. Взяв его за руку, Арелла потянула его из бренной оболочки в свои вечные объятья. Купаясь в любви и надежде, они поплыли навстречу своему вечному покою.
Вместе.
17 часов 09 минут
Никто не проронил ни слова.
Как и Эрин, все они лицезрели, как Арелла воспылала светом, омыв кратер теплом и ароматом цветов лотоса. И все, и больше ничего.
Осталось лишь тело Иуды, но оно прямо на глазах рассыпалось во прах, вздымаемый ветром, смешиваясь с вечными песками, отмечающими место его окончательного упокоения.
— Что с ним случилось? — сдавленным от тревоги голосом спросил Томми.
— Постарел до своего естественного возраста, — ответил Рун. — От юноши до старика за считаные удары сердца.
— Со мной тоже так будет? — Томми охватил ужас.
— Я бы не тревожился на сей счет, пацан, — отозвался Джордан. — Ты был бессмертным всего пару месяцев.
— Это правда? — повернулся мальчик к графине.