Начавшись с кончика языка, огонь разбежался по всем его членам, воспламеняя их новой энергией, сужая поле зрения до булавочного острия. Навалившись плечом на повозку, Бернард мощно толкнул, и колеса снова покатились по мостовой.
На устах его затрепетала молитва — просьба даровать силу, чтобы продержаться, и прощение за сей грех.
Он погнал повозку вперед, и братия расчистила для него дорогу.
Двери мечети показались прямо перед ним. Ее последние оборонщики погибали на пороге. Бросив повозку, Бернард одолел последние шаги до мечети и пинком распахнул запертую на засовы дверь с силою, каковой не сумел бы выказать ни один человек на свете.
Изнутри докатился единодушный вскрик ужаса, эхом отразившись от расписных стен. Сердца собравшихся бились в унисон от страха слишком многие, слишком часто, дабы различить отдельные. Они сплавились в единый звук, подобный реву бурного моря. Искристая россыпь устрашенных взглядов воззрилась на него из мрака под куполом.
Бернард встал в дверном проеме, дабы они могли узреть его силуэт на фоне пожаров, охвативших город. Они должны признать его одежды священнослужителя и серебряный крест, дабы уразуметь, что их завоевали христиане.
Но что важнее, они должны осознать, что исхода для них нет.
Собратья-сангвинисты пробились к нему, встав плечом к плечу позади него у входа в мечеть. Не улизнет ни одна живая душа. Запах ужаса переполнял просторное вместилище — от плиточных полов до циклопического купола над головами.
Одним скачком Бернард вернулся к повозке. Стащил с нее клетку и повлек по ступеням к двери под визг железного днища, пропахивающего в каменных ступенях длинные черные борозды. Стена сангвинистов разомкнулась, дабы принять его, и снова сомкнулась у него за спиной.
Дотащив клетку, Бернард поставил ее на полированные мраморные плиты. Одним молниеносным движением его меч рассек запор клетки. Отступив, распахнул ржавую дверцу. Скрежет петель заглушил и биение сердец, и дыхание.
Тварь, освободившись впервые за многие месяцы, ступила вперед. Длинные конечности ощупывали воздух, будто нашаривая давно знакомые прутья.
По виду вурдалака Бернард едва угадывал, что тот некогда был человеческим существом, — кожа побелела, как у трупа, золотистые волосы отросли и сбились колтунами на спине, а конечности стали тонкими, как у паука.
В ужасе толпа попятилась от взора упыря, прижимаясь к дальним стенам, в страхе и панике давя оказавшихся в задних рядах. От них потянуло дыханием крови и страха.
Занеся меч, Бернард подождал, когда тварь повернется к нему лицом. Демон не должен вырваться на улицы. Он должен принести зло и богохульство в сии священные стены. Он должен попрать малейшую крупицу святого, какая могла здесь сохраниться. Лишь тогда сие пространство можно будет заново освятить во имя Бернардова Бога.