– Вы видите, что творится, сир? Какое воодушевление! – с отчаянием в голосе спрашивал Алансон. – Сейчас нам и Париж может открыть ворота, надо только использовать момент с наибольшей пользой. Если не поторопимся, боюсь, время будет упущено!
– А ты не боишься, что в Париже меня просто затопчут, не заметив?! – прошипел в ответ Шарль. – Мне тоже есть чего бояться. Того и гляди потребуют короновать и её! И посадить на трон со мной рядом!
Он сердито посмотрел на герцога и вдруг увидел промелькнувшее в его лице нечто такое, из-за чего осёкся и побледнел…
Ещё во время последнего дня турнира, устроенного после коронации, по дорогам от Реймса к Вердену, Витри, Тулю20 и обратно начали носиться гонцы, то с жёлто-синей хохлатой птицей21 на камзолах, то с чёрным на золоте вздыбленным львом поверх синих шишастых щитов22. Они не переставали появляться возле королевских шатров и резиденций до самого Суассона, кого-то удивляя, кого-то настораживая, а кого-то откровенно радуя. Только теперь дороги их вели к границам Бельгии и обратно. В результате, в один из дней, короля охватило страстное желание проехать по окрестностям в направлении Фурми, для чего Ла Тремую было поручено подобрать эскорт.
– Из неболтливых, – обронил Шарль накануне.
Но об этом можно было и не предупреждать.
Комендант Суассона Гишар Бурнель словно только этого и ждал – выделил отряд личной охраны, который, по его словам, был проинструктирован, «как дОлжно». В этом Ла Тремуй убедился сразу, едва доехали до нужной развилки дорог на обочине густого пролеска. Люди коменданта спешились и, приняв коней Шарля и Ла Тремуя, остались дожидаться без лишних вопросов и даже без обычного в таких случаях при дворе любопытства в глазах.
«Отлично… Всё идёт отлично!», – думал про себя Ла Тремуй, шагая за королём по узкой лесной тропинке.
Накрапывал мелкий тёплый дождик. Листва под серым небом отливала синим, а трава под ногами влажно пружинила. Пахло грибами и отсыревшей одеждой. Но король, похоже, ничего не замечал. От самого Реймса он ехал с плотно зажатыми губами и почти не разговаривал. Теперь же волнение его достигло предела. Ла Тремуй не мог видеть лица Шарля, но хорошо себе представлял эти застывшие в каком-то внутреннем вИдении глаза, побелевший кончик носа и глубокие тени под напрягшимися скулами.
«Всё просто отлично!»
Они вышли на поляну, поперёк которой лежало поросшее мхом поваленное дерево, и остановились. Два человека уже стояли с другой стороны, и мшистый ствол разделял тех и других, словно барьер на турнире.
Если сердце Филиппа Бургундского и дрогнуло при виде убийцы своего отца, то лицо ничего подобного не отразило. Однако, широких улыбок тоже не было. Герцог перешагнул через ствол и, сделав несколько шагов по направлению к Шарлю, всего лишь сдержано поклонился.