Марина, присев на кровати, зябко повела плечами.
— Свежо становится. Можно, я форточку закрою? Дует сильно — у меня ноги заледенели и спина замерзла.
— Я сам. — Заторопился он, вскакивая на ноги и боком, вполоборота, делая шаг с постели на подоконник — широкий и низкий, какие бывают во всех казенных помещениях. — Лучше без лишних промедлений прячься в пуховые пелерины. Гардины тебе задернуть?
— Не нужно. Если будет темно, я тебя не увижу.
Она, шмыгнув под одеяло, перевернулась на живот, подперла согнутыми в локтях руками голову, и, откинув с лица волосы, заговорщическим тоном произнесла:
— Давай, ты сегодня не станешь сиротствовать на краешке постели, будто верный ротвейлер княгини, а по-братски разделишь с ней ложе и согреешь его теплом своего преданного тела? Она глубоко уверена в твоей порядочности и даже позволит пару невинных поцелуев на сон грядущий… Исключительно наивных и братских, словно сливочный мусс или открытка к Восьмому марта…
— Княгини коварны. — Попытался отшутиться Марат, громадным усилием воли подавляя желание немедленно воспользоваться заманчивым предложением. — Они одним прикосновением ладони превращают любого ротвейлера в плюшевый набивной пуфик, повторным прикосновением — в самодовольного павиана, а третьим — в кипящий фонтан Долины Гейзеров. Да и не придется мне нынче спать: Константин Романович, возможно, угодил в большую передрягу. Я на три часа ночи через старуху такси себе заказал. Поеду в Москву и попробую пробраться незамеченным в Монастырь — проведаю как там дела. Если все настолько плохо, насколько я думаю, — постараюсь вызволить Настоятеля и вернусь с ним обратно.
— С чего ты взял, будто Константин Романович у кого-то в плену?
Марина растерянно уронила вниз плечи и изменилась лицом.
— Полагаешь, те двое на «Ленд-Ровере» прибыли из его сторожки? А если нет? Он ведь просил нас больше ничего не бояться и, по желанию, возвращаться в любое удобное для нас время в Москву. Вдруг никакой угрозы уже нет, и мы зря воду мутим, мешая намеченному им ходу событий. Не навредишь ты общему благополучию и счастливому разрешению известных проблем?
— По любому — если опасность миновала, моя поездка ничего не изменит. Лишь ясности добавит. А если не поеду — потом что случись — буду себя всю жизнь корить, обвиняя в трусости и предательстве. Княгини этаких слюнтяев не любят. Поцелуи на ночь им не дарят.
— Твоя правда. Езжай. Но помни: ты обещал мне до конца дней истории на ночь и свою благородную преданность: шпагу, руку и сердце. Обещал, обещал — просто вслух клятву произнести не успел, отвлекшись на какую-то ерунду пустяшную. Теперь назад пути нет — девочка выросла, голову ей не заморочишь. А ты как думал? Обманешь — проследую в Крым и брошусь там под крик чаек со скалы в море. Загорелые рыбачки, починяя сети, станут петь о нас длинные грустные песни, а экскурсоводы будут показывать туристам место, откуда безутешная возлюбленная невезучего бандита сиганула в пенные волны прибоя. Моим именем назовут какое-нибудь кафе, сувенирную лавку или прогулочный катер.