— Что ты там говоришь, я не слышу!
— Молодому человеку негоже студить яички, это очень вредно! Ну, бросили вы меня в колодец, а дальше что? Что будете делать теперь? — Он умолк.
«Что другое остается Абуласану? Либо лишить меня жизни, либо же отдать себя на заклание, в лучшем случае покинуть Грузию… В Грузии ему уже не жить… Но собой так не жертвуют… Поспеши мне на помощь, Господи, Спаситель мой!»
Когда высокий привлекательный, исполненный гордости и высокомерия Абуласан, с таким изяществом носивший грузинский национальный костюм вошел к амирспасалару Саргису Мхаргрдзели, тот, подавив улыбку, отодвинул мутаки, встал с тахты и предложил гостю кресло. Сам снова опустился на тахту, придвинул к себе мутаку и, опершись о нее локтем, воззрился на главного казначея. На губах его блуждала едва заметная улыбка, но взгляд говорил о том, что он весь внимание. Абуласан не заставил себя ждать — сдвинув брови, он осведомился, какая судьба ждет Занкана Зорабабели, какова будет кара за то, что он, можно сказать, одурачил царский дарбази и саму царицу.
— Ты ведь помнишь, — доверительно напомнил он, — как он предстал перед вельможами, как нахваливал русского княжича, утверждая, что о лучшем зяте и помечтать нельзя, но ты не знаешь, как он превозносил Боголюбского в беседах со мной!
Амирспасалар, который вдруг прикрыл глаза, так что у Абуласана невольно закралось сомнение, уж не задремал ли он, вскинул голову и сказал, да, он не знает об этом и, может быть, Абуласан расскажет ему поподробнее, но, не дождавшись ответа гостя, выпрямился, положил мутаку на колени и спросил:
— Разве это он пел хвалу Боголюбскому?
— А откуда мы прознали об этом росе! Зорабабели ездит по разным странам, повсюду имеет своих людей, он и привез нам известие о нем. Сперва внушил мне симпатию к нему, а потом стал умолять меня дать ему выступить перед дарбази: такую радостную весть сообщу, что вы, де, расщедритесь на пять деревень — не меньше — в подарок мне.
Амирспасалар какое-то время не отрывал от Абуласана пристального взгляда, затем опустил голову и долго не поднимал глаз, словно внимательно изучал каждый цветок на паласе. Главный казначей опять было подумал — не задремал ли он, но амирспасалар поднял голову и как бы между прочим заметил:
— Что-то я стал забывчив, уже и не вспомню, по-моему, ты знал Зорабабели со времен Двинского сражения, в котором ты снискал себе славу. Он и тогда любил приврать?
Абуласан улыбнулся, поправил платье и проникновенным тоном произнес:
— Вас обычно мало волнуют заслуги других людей, я принимал участие не только в Двинском сражении, но и в тысяче других, верой и правдой служил своему отечеству. Молодые люди сегодня думают, что только они могут размахивать саблями, а у людей постарше она проржавела. А кто создавал это огромное государство? Сегодня об этом не помнят! — На лице Саргиса Мхаргрдзели вновь промелькнула улыбка, так настораживающая Абуласана.