Высоко подняв голову, широко улыбаясь, Занкан приближался к амирспасалару. Амирспасалар также с улыбкой приветствовал его. Зорабабели покорно склонил перед ним голову, приложился к его плечу. Амирспасалар, в свою очередь, приложился к плечу Занкана, что-то сказал, а потом точно так же взял его под руку, как некоторое время назад — Абуласана.
Оба направились в конец коридора. Шли не спеша, о чем-то беседуя, порой даже останавливаясь ненадолго. Дойдя до конца коридора, повернули обратно и направились к приемному покою, где над головой главного казначея Грузии стояли два молодых рясофора.
«Что за черт, где я нахожусь, в Сиони или во владениях амирспасалара?» — вертелось в голове у Абуласана. Он злился на себя, не время сейчас думать об этих глупостях, черт с ними, с этими рясофорами, но никакая другая мысль не шла в голову.
Беседующие подошли к приемному покою и на пороге остановились, беседа продолжалась, негромкая, неторопливая. На лицах отражались то улыбки, то удивление.
С чем только не сталкивался Абуласан в течение своей долгой и тревожной жизни, какие только испытания не преодолевал, но такое бессилие, такую растерянность и полное отсутствие способности соображать он никогда не испытывал. Бессилие едва не подвигло его на дерзость — он решил наброситься на тех двоих, что стояли на пороге покоя, и разрубить кинжалом на куски. Он глазами измерил расстояние, разделявшее их, даже провел рукой по рукояти кинжала. И уже собрался было вскочить и с гиканьем, как на поле боя, наброситься на сладко беседующих хозяина и гостя, как молодой человек в рясе с улыбкой спросил:
— Что? — и ничего больше. Второй, стоящий слева, промолчал, только бросил на Абуласана презрительный взгляд.
«Не скрывает своего презрения. И руку держит на рукояти кинжала. Знак того, что боится меня. А трус страшнее храбреца — храбрец не действует сгоряча, а на что может толкнуть страх, никому не ведомо. Этот, — Абуласан посмотрел в другую сторону, — стоит молча, не шевелясь, не поймешь, трус он или храбрец».
Молодой человек, державший руку на кинжале, которого Абуласан причислил к трусам, улыбнулся ему. Абуласан ответил улыбкой на улыбку… и неожиданно принял такое решение, что в иной ситуации оно очень развеселило бы его. Сунув руку за пазуху, он нащупал мошну, полную серебра, и развязал ее. «Кто польстится на серебро, тот мне не страшен. Я справлюсь с тем, кто останется со мной. А если оба бросятся за серебром? Прекрасно! Амирспасалар и иудей будут моими!» — Абуласан вынул из-за пазухи мошну и бросил на пол. Она упала в пяти шагах от него и горсть монет рассыпалась по полу. Ни один из его стражей не дрогнул. Они только с улыбкой переглянулись.