Джорджикисдзе следовал за ним, высоко подняв голову.
Перед мысленным взором Абуласана предстали его предки с отсеченными головами, выколотыми глазами, вырванными языками, и он чувствовал, как тоненькая струйка холодного пота стекает у него по спине.
Дни для Бачевы походили один на другой, как мысли бедняка. Дни потеряли для нее всю прелесть. Любовь к жизни выскользнула в полуоткрытую дверь, и теперь она бессмысленно поскрипывала под порывами ветра. Да, дни стали безликими и безрадостными, но главное заключалось в том, что жизнь потеряла смысл. За безысходным рассветом следовала безысходная ночь. Бачева уже не видела разницы между ними. Зачем светает или зачем спускается ночь — Бачева не знала, разве только чувствовала, что с наступлением сумерек усиливались грусть и тоска — одиночество в сгущающихся сумерках давит гораздо сильнее. Но день, пожалуй, лучше ночи, днем светит солнышко, на улицах — прохожие, по утрам и на закате дня округа оглашается голосами, смехом, шутками идущих в синагогу верующих и возвращающихся из нее… Главное, что слышны голоса. Человеческие голоса… Дважды в день она крошит корм фазанам. Это — основная забота Бачевы. Это развлекает ее — голодные фазаны такие жалкие! Голодные? Разве она не кормит их дважды в день? Ненасытные, жадные фазаны! Клюют, как заведенные — не дай Бог, другому что-то останется! Вот фазан подскакивает к рядом стоящему с серым крылом, тоже жадно клюющему, и больно клюет его в голову — не ешь, мол, это все мое! Бачева гневно наблюдает за этой сценой, когда с верхнего балкона раздается безмятежный голос Иохабед:
— Как ты сегодня чувствуешь себя, детка?
«Как должна себя чувствовать, так и чувствую», — думает Бачева, а вслух произносит:
— Спасибо Господу, хорошо.
Сюда, фазаны, сюда!
Пока Тинати не вышла замуж, она как-то скрашивала ее жизнь — то сама залетит к ней ласточкой, то Бачева заглядывает к ней. Тинати живет сейчас не в городе, а в имении мужа — Рати Сурамели, для ребенка, считает он, полезнее жить в деревне. У Тинати на руках круглолицый улыбающийся крепыш, Бачева думает, что она уже ждет и второго ребенка. Потому и не появляется в городе — ездить верхом для женщин в положении небезопасно.
«Лапушка!» — беззвучно позвала Бачева незнакомое дитя и ласково улыбнулась ему. Она испытывала зависть к Тинати — у той был ребенок!
«Наверное, сколько у нее с ним забот, небось из сил выбивается — помыть, покормить грудью…» — Бачеву пробрала приятная дрожь.
Единственное спасение ей виделось в ребенке!
В ребенке, но не в муже! Ей казалось, муж у нее уже был… Был, покинул ее, оставил без ребенка.