— Скажите на милость, кто этот молодой человек, который постоянно находится рядом с царем? Он состоит с ним в родстве?
Вельможи переглянулись. Никто ничего не сказал. Не получив ответа, князь удивленно повел глазами и слово в слово повторил свой вопрос, но ему не дали его закончить. С разных сторон посыпалось:
— Погоди, Григол-батоно!
— Поистине царский стол!
— Шутка-то неуместная!
— А кто сказал, что я шутил?! Я спрашиваю, в каких родственных связях они находятся? Если можете, ответьте.
— Это не предмет для шуток, я потом тебе все объясню…
В это время Гузан Таоскарели затянул громовым басом «Слава царю, царю слава». Юноша Боголюбского залился краской, взгляд у него заблестел и, обратившись к царю, он восторженно произнес:
— Какой сильный, какой красивый народ! — и мечтательно прикрыл глаза.
По знаку Абуласана Вардан Дадиани наполнил рог и начал произносить здравицу новоявленному царю. Вельможи повскакали с мест. Дадиани так проникновенно, так вдохновенно говорил о преданности Грузии, о любви к ней, что мог вышибить слезу у непосвященного. После Вардана тост произнес военачальник Самцхе Боцо Джакели. Юноша-грек снова повернулся к царю:
— В конце концов ты царь или нет? Царь ты или нет?
Боголюбский окинул его надменным взглядом, а тот продолжал:
— Ежели ты царь, вели им говорить тише, почему они так кричат?!
— Я не только скажу, я языки у них повырываю, дай время, милый.
Этот диалог не ускользнул от слуха Гузана Таоскарели, и он прошептал Абуласану на ухо:
— Похоже, мы не нравимся молодому греку, он восстанавливает царя против нас.
— Не нравимся? — Абуласан улыбнулся. — Ничего не поделаешь, князь, ничего не поделаешь.
Гузан Таоскарели сперва улыбнулся, а потом от души расхохотался.
Георгий Боголюбский все чаше мечтал о возвращении в Тбилиси. Пару раз даже выразил неудовольствие, почему откладывается поход на столицу. Тоска по Тбилиси усилилась после того, как рядом с ним уже не было юноши, вывезенного из Карну-города. Оставшись один, он чувствовал приступы отчаяния, особенно по ночам. Соратники — Абуласан, Гузан Таоскарели, Вардан Дадиани и спасалар Боцо Джакели — целыми днями вертелись вокруг него, диктуя, что ему делать: этому дадим, у этого отберем, этого вздернем, а этим наведем на всех ужас. А с наступлением вечера он оставался один. Днем — царь, вечером — одинокий человек. А для заговорщиков — несмышленое дитя, которому надо спеть колыбельную, подоткнуть одеяло, усыпить, а самим заняться важными делами. Молодых людей к царю не подпускали. После того как на Боголюбского надели венец, луна менялась дважды, и он не видел во дворце ни одного молодого человека. В вине ему не отказывали. Вина было столько, хоть купайся в нем, но… «Когда рядом нет родственной души, вино теряет вкус. Жизнь без друга бессмысленна. Убив его, они обрекли меня на одиночество».