Абуласан встал, медленно подошел к Занкану:
— Ты хочешь сказать, что Алексей Комнин не сможет вернуть себе престол?
— Вряд ли, в Византии все подчинено закону, она не представляет для нас опасности, а если страна не опасна для торговцев, она никому не страшна. Но вот Русь…
— Не ты только что говорил, Русь будет великой страной? — Абуласан вплотную подошел к Занкану.
— Так и будет, но… — Занкан прервал самого себя, задумался.
— Что но? — чуть ли не с гневом спросил Абуласан.
— Это произойдет не сегодня и не завтра.
— Византия ведь год от году теряет свою силу. Сегодняшняя Византия — не та, что в прошлом году! — Абуласану не терпелось получить немедленное подтверждение своих слов, но Занкан не спешил, взвешивал каждое свое слово.
— Это так, но… греки и сегодня действуют с умом и на хитрости горазды…
— И сегодня? Говори прямо, Занкан, что ты имеешь в виду?!
— Прометея греки придумали как воплощение собственного образа. Ну-ка вспомни, Абуласан, историю Прометея, он пошел на хитрость и избежал наказания. Прикованному к скале, ему удалось освободиться, и он вернулся в мир. Вот тебе прошлое греков и их будущее.
— Так ты можешь сказать, что история Амирани — удел, будущее грузин! — соображение Занкана показалось Абуласану наивным, и он иронически усмехнулся. И эта усмешка оставалась на лице у него до тех пор, пока Занкан не произнес в ответ:
— Да, это так, Абуласан, я и то скажу, что Амирани — собирательный образ грузин.
— Это как же? — Абуласан наклонился над Занканом.
— А вот так: Прометей хитростью выведал тайну Зевса и разорвал цепи. Он — грек, лукавец. Амирани же — грузин, в одиночку взбунтовался против Бога и по сей день остается прикованным к скале. И нет конца ни его пленению, ни бунту. Порой думаешь, вот-вот он сбросит с себя цепи. — Занкан раскрыл руки и умолк. После паузы негромко, словно для себя, промолвил: — Но нет, Амирани не способен на увертки, а Бог и свободы не дает, и жизни не лишает… Только вдыхает в него новые силы, чтобы он снова мог сопротивляться, будто и ему необходим мятежный Амирани.
На лице у Абуласана уже не играла улыбка, она как бы замерзла на нем от какой-то неожиданной вести.
— А что скажешь о росах? Они тоже бунтари? — Абуласана тревожило совершенно иное.
— Да нет, истоки счастья росов как раз в том, что они не восстают против Бога, а покорны ему. Русский человек любит, когда его судьбой распоряжается Бог. Грузин же хочет ведать и Божьим делом и своим. А это…
— Что?! Что это? — быстро спросил Абуласан.
— Но ведь стоит же страна, живет, а это значит, что Богу угодна и такая.