— Поздравь меня, сынок, я нашел себе невестку, а тебе жену. Девушку выбрал — такая по городу Тбилиси еще не ходила!
В осенний праздник Симхат Тора они действительно приехали в Карели. Сойдя с коня, Мордехай справился у Иохабед, как идут дела с учебой. Но Ицхак Хайло опередил дочь с ответом: даже самым ретивым, сказал он, не снилось, как она занимается. Мордехай оставил еще одну пригоршню серебра — ничего, де, не жалей для учебы.
За прошедшие два месяца Иохабед еще более похорошела. Мордехай заметил, что и сын и жена одобряют его выбор. Это привело его в хорошее расположение духа. Естественно, ему было невдомек, что познания Иохабед оставались на том же уровне, что и до Нового года. Нужду порождают не только невезение и беспомощность, но и малодушие и недомыслие.
Ицхак Хайло, как истинный голыш, увидев столько серебра, чуть было не лишился сознания. Не мешкая, вырыл в своей же землянке ямку, ссыпал серебро в горшок и закопал. А сверху покрыл рогожей. Ночами Ицхак спал на рогоже, а днем сидел тут же, уставясь на заветное место горящим взглядом и думал: «Ну чем я не султан?! Захочу, справлю себе пятьдесят атласных халатов и кош!» Жене не сказал, что стал обладателем такой кучи серебра, и уж тем более дочери. «А какое ей до этого дело?! Она здесь гость. Не сегодня-завтра появится тот человек, заберет ее и конец!» Учить Иохабед грамоте ему и в голову не приходило. «Моя дочь и так прекрасно все знает: умеет варить горох и стирать белье на речке. Чего же еще?!»
Побывав на свадьбе и оценив богатство свояка, Ицхак Хайло вернулся домой другим человеком — исполненным спеси и чванства. На вчерашних своих сотоварищей смотрел свысока — кто вы, мол, такие в сравнении со мной. А карельцы — будь то грузины или евреи — угощали его тычками по голове: ты, мол, вообразил себя ханом на селе?! На что Ицхак Хайло отвечал: плевал я на вашего хана, мать его за ногу.
Он не отходил от рогожи, днями и ночами лежал или сидел на ней, бормоча себе под нос: «Чем я не хан? Ну чем я не хан?!»
— Вставай наконец, — кричала ему жена, — пойди пройдись по деревне! Что ты сторожишь эту рогожу?!
«Попробуй не посторожи, — думал Ицхак, — черти сразу ею завладеют». Опасение за свою мошну и постоянное соперничество с гипотетическим ханом помутили его сознание. Он стал забывчив и рассеян, постепенно болезнь прогрессировала и очень скоро обострилась настолько, что он и не помнил, почему сторожит свою рогожу. Он слег и уже не мог подняться с нее. Разумеется, о кладе, зарытом под рогожей, он и думать забыл и спустя время отдал Богу душу, будучи таким же убогим, каким был до появления Мордехая Зорабабели. Жена не знала о зарытом в землю кладе, и Ицхака похоронили на деньги, собранные сельчанами.