Человек из Вавилона (Батиашвили) - страница 68

— Давай долбанем и выбьем из него дух! — крикнул Вануа Фидо.

— Погоди! — Фидо напряженно вглядывался в медведя. Тот подобрал под себя лапы, словно готовился к прыжку.

Медведь подвывал, нет, скорее, стонал. И время от времени жалобно вздыхал.

— Ну чего же ты ждешь? — Вануа терял терпение.

— Я не смогу его добить. — Фидо не отрывал глаз от медведя.

— Ты что такое говоришь, а эти три трупа для тебя ничего не значат?

— Ты когда-нибудь видел освежеванного медведя?

— Не чаше чем голую бабу.

— Медведь вроде человека, они ведь очень похожи на нас, погляди, как он стонет. Ну как помочь бедолаге? — Фидо снова взглянул на медведя. — Он и без нас помрет, пойдем уберем покойников.

И они пошли прочь.

Медведь снова вздохнул. Казалось, он молил о помощи, просил не оставлять его одного.

И Фидо вернулся к нему, еще раз внимательно взглянул на умирающего.

— Ну что мне с тобой делать, бедняга?! Мне тут надо за погибшими приглядеть, — проговорил он в раздумье.

— А каково убить троих? — подошедший Вануа взял камень и швырнул в медведя. — Подыхай тут теперь!

Медведь шумно вздохнул.

Вануа стоял над отцом Ростомом. Он думал о том, как им вдвоем с Фидо вынести на аробную дорогу трех покойников. В это время послышался возглас Фидо:

— Эй, Вануа, а этого вот медведь не задирал, он лежит тут здоровешенек, бедняга! — Фидо стоял над Ушу.

«Жизнь моя, радость моя!

Это письмо — сердце мое, а перо — душа моя. Сколько темных дел творится в этом мире! И этот мрак — испытание наших сердец, нашей верности друг другу. Я пишу тебе это послание в знак того, что ничто не поколеблет моей любви к тебе, ты — моя надежда и любовь. Мне кажется, целая вечность прошла с той поры, когда я видела тебя в последний раз. Силы мои на исходе. Да каких пор мне сидеть взаперти в этой крепости? Няня Эстер оставила нам мир и свои непрожитые дни. Мы будем помнить о ней всегда, ибо смысл жизни — в человеческой памяти.

С нетерпением жду завтрашнего утра. Завтра утром мы начнем то, что назовется нашей с тобой жизнью. Утром я буду у отца Ростома».


Бачева провела гусиным пером по губам. Думала, что еще приписать. Тут в комнату вошла Тинати. Лицо ее было залито слезами. Бачева едва смогла выговорить:

— Что случилось?

Тинати горько зарыдала, обняла Бачеву, оросила ей грудь слезами.

— Что случилось, Тинати?!

— Ушу… Ушу больше нет с нами. Я пришла, чтобы мы вместе оплакали его!

— Что-о? — комната поплыла перед глазами Бачевы, а потом завертелась, то ускоряя вращение, то замедляя. Она вертелась то в одну сторону, то в другую, Бачева потеряла сознание.

— Ты что это, Баче? Я пришла поплакать вместе с тобой!