Марфица недовольно посмотрела на учительницу. – Чего пожаловала? – Да помочь хочу. – Чего-то раньше не появлялась. – Но это же ученик мой, – тут Настя увидела, что тело Сашки лежит в соседней комнате на столе у стены, затерянное между стиральных досок и тряпок, а над ним копошится Нюра. – Что ж, и раньше пацаны мерли. – Ну, подмога здесь никогда не помешает. – Как знать, как знать, – причмокивая губами прочавкала прачка. – Я вот услышала, что вы про гвозди спорите, так могу я к кузнецу сходить, если больше некому. – К Нестерке-то? – Марфица скосоротилась и с некоторым отвращением отпрянула от учительницы. – А что такое? – Да ничего, ты будто в стороне живешь. – А я слухам не верю, для меня он – просто человек, принявший решение жить один. Так и что с того? – Что с того? Да когда я ему про девчонку сказала, он так спокойно, без расстройства, молча всё выслушал, будто наперед каждое слово знал! Сам он их и утопил, точно это! – Эти русалки-лярвы ребят наших за ноги и тянут теперь! – с готовностью подтвердила Нюра. – Вымыслы ваши при себе бы держали, – тихо произнесла учительница. – Вымыслы? Нет, слыхали?! Вымыслы! Слово-то нашла! – Хочет сходить за гвоздями, так пусть идет. Искать уже негде, годные отовсюду повыдирали, иначе без гроба хоронить парня будем, – рассудительно перебил хозяйку дед Егор.
– Идти-то, пусть идет, но само это намерение лицо твое истинное выдает как нельзя ясно, – вступил в разговор священник, сделав шаг в сторону Насти. – Это какое же истинное? Или помогать ближнему уже грехом считается? – быстро осознав необходимость обороняться, учительница подняла на него свои зеленовато-серые глаза. Лукьян надул щеки, готовясь к ответу, и говорить начал, не спеша, всем своим видом показывая, что мнение об Анастасии сформировалось у него давно, и теперь появилась долгожданная возможность наконец-то его высказать. – Наблюдаю я за тобой, и думаю. Ты, когда к ближнему жмешься, себя тайком хвалишь – и только. Тебе ближний нужен, потому что дальнего полюбить ты не можешь. Ближний-то начнет о тебе хорошо думать, и ты тогда тоже кумекаешь: а что, а ведь и вправду я славная. Только и делаешь, что за счет ближних собой наслаждаться пытаешься. Так и норовишь на шею прыгнуть, лишь бы тебя за хорошую признали. Тут за словом «помогу» прослушивается «перехитрю». Рука руку моет – вот твоя мораль мелкая. Так что помощи всей этой: ломаный грош – цена. И предупредительна так, потому что боишься, что тебе самой могут страдание причинить. И эту свою боязнь страдать ты личиной