Со священником Настя общалась не слишком часто, так уж сложилось, к тому же она знала, что не нравится батюшке, и потому старалась лишний раз не мозолить его глаз, хотя в церковь иногда заходила. Но в этот раз почему-то сразу решила пойти к Лукьяну и Марфице, чтобы предложить свою помощь в связанных с похоронами неурядицах. Она никогда не знала, что делать, когда человек умирает, с чего надо начинать, к кому обращаться. Любая смерть казалась ей внезапной и вызывала какую-то глупую, непростительно беспечную растерянность. И потому к тем, кто умел организовывать эту похоронную суету она, пожалуй, даже испытывала какое-то бессознательное уважение, хотя и не понимала, оттуда они приобрели этот навык. Сколько смертей нужно пережить, чтобы научиться? И потому, конечно же, она никогда не решалась предложить им помощь. Только в этот раз ей вдруг показалось естественным участие, потому что она как будто почувствовала какую-то свою вину в смерти Сашки. Направляясь к старухе, она почему-то размышляла о всяких странностях: ей вдруг пришло в голову, что язык Волглого истерся и устарел, как диван в ее комнате. И этот окостеневший, прекративший всякое развитие язык и являлся главной причиной всех их бед. Почему мы по какой-то дурацкой привычке продолжаем называть протухшее болото рекой? Ведь возможно, из-за этой путаницы в словах люди и тонут в болоте, даже в момент смерти думая, что купаются в реке…
Лукьян по долгу службы всегда принимал участие в похоронной суете, но так уж сложилось, что трупы (как и грязное белье) сносили в дом к Марфице. Знахарка-прачка окончательно удостоверяла смерть, и только после этого начинались приготовления к захоронению. В траурных хлопотах ей помогали две бабы – Клавдия и Нюра, обе – покладистые, немногословные. Собственно, они и осуществляли большую часть работ – мыли и переодевали покойников, заворачивали их в серые саваны (как правило, это были старые, залатанные неровными лоскутами простыни), выполняя распоряжения Марфицы. Лукьян же отпевал умерших и обсуждал со старухой все организационные заботы. Еще в этом похоронном совете принимал участие дед Егор, он же, будучи обладателем старой гармоньи, заменял во время похорон оркестр.
Через приоткрытую дверь до Насти донесся спор. С первых слов стало ясно, что речь идет о сколачивании гроба для Сашки. Пролезая меж сушащимися наволочками и простынями, она услышала, что проблема – в отсутствии гвоздей. – По городьбам наковырять, и дело с концом. – Да всё уж раскорежено давно, одна ржа осталась. – Может, веревками, как крест? – Чушь-то не пори! Веревками! Вывалится он у тебя через пять шагов бревном под ноги! И вылавливай потом из грязи! Или забот мало? – Но к Нестерке ходока черта с два найдешь… – Услыхав шаги, собравшиеся замолчали. Только кряхтела Клавдия, которая мыла пол, окрашивая темной влагой желтые доски, отчего комнату заполнял запах мокрой древесины, смешивавшийся с сыростью подсыхавшего белья. Образовавшуюся после появления учительницы тишину буравили лишь тяжелые вздохи и чавканье тряпки, которую баба выжимала в кривой, почти до краев заполненный мутной жидкостью таз. И еще кошка пискнула.