– Думаете, я должен был оставить в покое место, которое стало свидетелем ее предсмертных мучений? – резко спросил Мокроусов. – Чтобы туда приезжали всякие ротозеи, для которых трагедия моей жизни стала бы развлечением? Ни за что!
– Скажите, зачем вам понадобилась мадемуазель Делорм? Раз вы даже не уверены в своем отцовстве…
– По-моему, это очевидно, – пожал печами ее собеседник. – В какой-то момент я решил, что мне нужна семья, такая же, как у всех. Ради этого я дважды женился, но оба раза неудачно. У меня нет детей. Родственники есть, но я не общаюсь со своими сестрами и не желаю, чтобы они получили мои деньги. Пусть лучше все отойдет дочери Луизы, чем им. – Он замолчал, всматриваясь в лицо Амалии. – Вы поговорите с ней? Пожалуйста, скажите ей, что я не убивал ее мать. Согласен, в жизни я совершил много ошибок, но на моих руках нет ее крови.
– Я ничего не могу обещать, – сказала Амалия, поднимаясь с места. – Но вы можете быть спокойны: я передам ей то, что вы мне рассказали. Однако окончательное решение будет зависеть только от нее.
– Я все время думал о том, куда пропал кинжал, – сказал Мокроусов ей вслед. – Одно время мне казалось, что он похож на кавказские кинжалы, которые водились в вашем доме. Тогда становилось понятно, куда он пропал: его просто забрал ваш отец, который нашел тело. Но потом я понял, что такой поступок был бы совершенно не в духе вашего батюшки. Он был такой… Раздражающе честный человек, если позволительно так выразиться. Меня он выводил из себя, но теперь, вероятно, я бы дорого дал, чтобы с ним подружиться…
«Беда в том, что мой отец никогда не стал бы дружить с таким, как вы», – подумала Амалия. И так как у нее была веская причина, чтобы не обсуждать исчезновение кинжала, она быстро попрощалась со своим собеседником и ушла.
– Скажите, – спросила Луиза, – вы верите ему?
Несколько часов спустя Амалия фон Корф и Луиза Делорм сидели в номере баронессы, где моя героиня пересказала своей спутнице то, что ей удалось узнать от Сергея Мокроусова.
– Не знаю, – протянула Амалия, – не знаю… Но он казался вполне… вполне убедительным.
– Значит, он вас убедил? – допытывалась Луиза.
Амалия вздохнула.
– Меня убедило выражение его лица, когда он говорил о Надежде, стоящей над телом убитой, – сказала она. – И интонация, с которой он произносил фразу «эта женщина», опять-таки о Надежде. Трудно ошибиться, когда видишь и слышишь такое отвращение…
– Но он мог лгать, – пробормотала Луиза, стиснув сумочку. Амалию уже стала раздражать эта ее привычка. – Притворяться… Почему бы и нет? Тем более что…