В доме царила тишина, чего никогда не бывало при жизни отца. В детстве и юности Шарлотту, возвращавшуюся домой, всегда встречал аромат готовящегося ужина, звуки оживленной беседы на кухне и включенного телевизора из кабинета отца, смотревшего вечерние новости. Брат Шарлотты Джейми раскатывал по коридору на игрушечном автомобиле, а сестра Дорин могла часами болтать по телефону. Порой дом наполнялся прихожанами из отцовской церкви: членами группы по изучению Библии, дамами из благотворительного общества или просто людьми, которые хотели попросить совета у ее отца.
Их дом всегда жил напряженной жизнью. Теперь у Шарлотты часто возникало ощущение, что она приходит в старый театр, в котором по притихшему зданию разносятся призрачные звуки невозвратного прошлого. Все переменилось, но в каком-то смысле было прежним. Ее отношения с матерью оставались сложными, как и раньше, может быть, даже еще больше осложнились из-за отсутствия прежнего буфера.
Шарлотта обнаружила мать на задней веранде. Она неподвижно сидела в кресле, глядя перед собой. Свитер висел на ней, как на вешалке – за последние несколько месяцев Моника Адамс похудела, по крайней мере, на четыре-пять килограммов и полностью утратила свою былую гордую и воинственную осанку. Теперь она производила впечатление женщины, раздавленной жизнью. Победитель проиграл свою главную битву – она потеряла мужа.
Остановившись на пороге, Шарлотта подумала, что мать намеренно мучает себя этим вечерним сидением в плетеном кресле на веранде. Ведь сколько Шарлотта себя помнила, родители каждый вечер после ужина проводили здесь какое-то время. Как-то одним летним вечером они засиделись на веранде до глубокой ночи, и до нее доносились оттуда их приглушенные голоса, сдавленные смешки, но… вдруг наступила тишина, и Шарлотта решила, что они целуются. Она ни разу в жизни не усомнилась в безумной любви родителей друг к другу.
Во многих отношениях они жили совершенно в ином мире, глубокой пропастью отделенном от мира их детей. У них была паства, о которой они заботились. Отец в качестве пастора, мать в роли жены пастора, всеми возможными способами поддерживая его и приход. Предполагалось, что дети при любой возможности будут тоже участвовать в этой работе, с честью и достоинством повсюду представляя свою семью. Дорин и Джейми легко вписывались в такой стереотип. Шарлотта оказалась единственным членом семьи, испортившим благостную картину семейной идиллии, которую ее мать пыталась создать с первой минуты своего замужества. Но мать сумела сделать вид, будто ничего не случилось, что Шарлотта ничего такого не совершала, что все это дурной сон, о котором лучше не вспоминать.