Черт, как все сложно. Сначала он пытался смотреть на нее как на шоколад, – в шоколаде он разбирался и знал, что спешкой его можно только испортить. Но теперь все больше и больше видел в ней женщину, и ему было трудно представлять ее как нечто, что можно перемешать ложкой.
К сожалению.
Да-а, он бы охотно перемешал ее своей «ложкой», подумал он, поймал в зеркале свою сальную ухмылку и вздохнул. Нет, никогда он не научится быть джентльменом, это точно. Ему хотелось часами заниматься с ней любовью, чтобы она поглощала его так же, как в его салоне. Интересно, позволит ли она? Она брала его шоколад домой и ела там долго-долго. Вот и его самого она будет есть всю ночь.
Нет, он доведет себя до помешательства, думая о таких вещах.
– Я не могу так часто бриться, – пробормотал он и пошел на кухню, потирая подбородок тыльной стороной ладони.
– Какой же ты тонкокожий, – сухо заметила Селия; она только что вылила ганаш в форму и теперь разравнивала его между двумя металлическими рамками. Ей, при ее небольшом росте, приходилось тянуться изо всех сил. Она пришла к нему ученицей в восемнадцать лет, выбравшись из скверной жизненной ситуации. Ему тогда было двадцать четыре, и он после шести лет обучения в других кухнях, ни одна из которых не специализировалась на шоколаде, только-только открыл свое дело – поступок, надо сказать, абсолютно безумный.
– Чувствительный мужчина, – насмешливо добавил его карамельщик Аманд, вынимая кастрюлю из длинной раковины, висевшую на стене в ряду множества других таких же.
– Он этим славится, – подхватила его заход Селия.
Вот так, теперь они весь день будут скалить зубы по поводу его бритья.
– Ты перед бритьем намажься за несколько минут кремом, – сочувственно посоветовал Аманд. – Тогда увидишь разницу.
Доминик смерил его колючим взглядом. У его молодого карамельщика тонкие светло-русые волосы. Он может по три дня не бриться, и никто бы этого не заметил. Какого черта он лезет с советами?
– У меня есть шикарный крем, которым я мажу ноги, когда их побрею, – доверительно сообщила Селия. – Хочешь, принесу? Попробуешь.
Ну есть ли в Париже еще один такой шеф, который позволяет сотрудникам подобную развязность? Они до мельчайших деталей, скрупулезно выполняют его инструкции, когда дело касается кулинарии, которой он славится, зато в остальном ведут себя как мерзавцы. И он, сам по натуре бунтарь, и тут бессилен проявить волю. Надо ли говорить, что ни у Сильвана, ни у Филиппа такого не могло быть и в заводе!
– Я просто пытаюсь тебе помочь. – Селия усмехнулась и стала выравнивать очередную рамку ганаша.