– Вы когда-нибудь стоите тут и смотрите в зал, если туда приходит какая-нибудь знаменитость? – спросила она.
Он взглянул на ее столик, потом на нее, и на его лице почему-то появилась настороженность.
– Сюда часто заходят знаменитости. А у нас всегда полно дел.
– Да вы и сами знаменитость. – Да, конечно, он слишком знаменитый, чтобы торчать здесь и подглядывать за клиентами.
Он ухмыльнулся, довольный, что ему не пришлось самому напоминать об этом.
– А вы?
Вопрос прозвучал вполне искренне. Возможно, в конце концов, он и не знает, кто она.
– Нет, – честно ответила Джейми. Во всяком случае, сама она ничего выдающегося не сделала.
Он наклонился к ней ближе. Нет, ей это лишь показалось, она приняла желаемое за действительное. Увы, она самая жалкая в мире групи. Сейчас ей хотелось, чтобы он схватил ее и прижал спиной к стеклянной стенке. Лучше не думать о том, что их видели все, кому не лень. Она подняла голову и приоткрыла губы, словно в ожидании поцелуя.
– Ваши кухни очень красивые. Я еще никогда не видела ничего подобного.
На этот раз комплимент, казалось, не был услышан. По крайней мере, ей так показалось. Он схватил огромной ручищей ее за запястье и потер его большим пальцем.
– Вы слишком мало едите, – ласково произнес он.
Разряд гнева пронесся по ее телу. Она хотела выдернуть руку назло… назло самой себе, потому что только сама будет страдать из-за этого. Ведь она только и делала, что ела, ходила в тренажерный зал и бродила по городу, а значит, тоже укрепляла свои мышцы. Все свое существование она сейчас нацелила на восстановление сил. Черт побери, она делала все, что могла!
Он посмотрел на ее упрямо сжатые губы и помрачнел. Потом снова потер пальцем ее нежную кожу запястья, и она успокоилась. Разве могла она позволить себе пропустить такое восхитительное ощущение?
– Вы когда-нибудь ходите в ресторан с незнакомыми мужчинами? – спросил он вполголоса. – И позволяете им кормить вас земной едой?
Ее глаза снова устремились на его лицо. В ее теле расцвел огненный цветок; его жар был всюду – в животе, сосках и на лице, ненавистный румянец, красный сигнал, гарантировавший, что Доминик заметил ее слабость.
– Мне трудно снизойти до этого. После вас.
И опять этот комплимент, казалось, не дошел до его сознания – Доминик был сосредоточен на чем-то. Так… если уж это ему не понравилось, что же тогда? В ее колчане оставалась единственная стрела – восхваление.
Его взгляд шарил по ее лицу, пунцовому от смущения. Слава богу, что она надела шарф, и он не видел, как покраснели ее горло и грудь.
– Мне надо идти, – пробормотал он. – Я обещал провести это дурацкое кулинарное шоу.