Джейми уперлась лбом в ближайшую неподвижную поверхность, его грудь. Ясно, что ему не удастся уговорить ее, чтобы она пошла к нему. Он задвинул свои сомнения подальше, как делал всегда, и прижал ее к перилам моста, слегка, скорее полунамеком. Она подняла голову, и ее губы чуточку приоткрылись. Ох, как ему нравилось, что ее губы приоткрывались в ту же секунду, когда он смотрел на нее по-особому. Он нагнулся и поцеловал эти милые губы, неторопливо, мысленно обрекая на гибель тот ее чемодан и надеясь, что впереди у них целая жизнь.
Тихонечко застонав, она просунула руки под его куртку и обняла за спину.
Он ласкал ее губы и приговаривал – так тихо, что его агрессивная настойчивость почти не ощущалась.
– Скажи мне, Жем. Как ты используешь меня?
Она вскинула голову, сверкнула глазами и так далеко отстранилась от него, оказавшись под опасным углом над перилами и водой, что ему пришлось крепче схватить ее.
– Как… как растение использует солнце… Понятно? Или… или губка использует воду. Теперь ты удовлетворен моим ответом? Ты всегда такой настойчивый?
Нет, не всегда. Но его руки крепко и недвусмысленно сжали ее ягодицы. С ней он проявит настойчивость. «Нет, я ее не отпущу, и ты меня не обманешь», – заявил голодный дьявол его лучшей половине. Точнее, его лучшим десяти процентам.
– Солнце. – Когда слова дошли до его сознания, они заменили ему кислород. Он забыл, что надо дышать. Солнце? Она использовала его как солнце? Он – солнце! Хм.
– Но ведь солнце и вода ничего не получают от этого, – сказала она.
Он мог лишь растерянно заморгать. Она только что сказала, что он для нее солнце, и при этом уверена, что он ничего от этого не получает?
Что же он делал неправильно, черт побери? Неужели она даже не замечала на своих руках липкие следы, когда он плавился от нежности, будто пастила? Надо ли дарить ей цветы или что-то подобное? Может, подарки? Например, дорогие ювелирные украшения?
Но она не носила даже часов, не то что серег или других каких-либо украшений. Ее чистые, девичьи линии не нуждались ни в каких украшениях, кроме милых веснушек. Впрочем, как бы то ни было, понедельник у него свободный. Пожалуй, он поедет с ней в Фобур-Сент-Оноре и посмотрит, засверкают ли ее глаза при виде роскошных витрин.
– По-моему, аналогия с солнцем несколько преувеличена, – сухо заметил он. Нет, он не хотел отказываться от нее. Он радовался, что она назвала его своим солнцем, это исцеляло его застарелые раны. – И почему ты решила, что я ничего не получаю от этого? – Всякий раз, когда, прикасаясь к ней, он с трудом себя сдерживал – ему хотелось выжать ее, словно это она была губкой, из которой он, умирая от жажды в бескрайней пустыне, мог выпить последние капли воды.