Летом казахи, зимовавшие у Дозорного, откочевывали южнее, к берегам небольшой реки, где пастбища лучше. Но река пересохла.
И в обычные годы она превращалась летом в цепь мелких плесов, а сейчас и тех не осталось. Колодец же в урочище с каждым днем давал воды все меньше. Введена была строгая норма. Сначала воду, — она была еще прозрачна, — получали дети. Взрослым доставалась мутная, глинистого оттенка вода, которую кипятили и пили в виде чая; горячая вода лучше утоляет жажду. Наконец к желобам подводили жалобно блеющих овец и вытягивавших шеи лошадей.
А ведь был лишь июнь. Что ждало степь в июле и в августе?
Ветлугин, живший летом в юрте Сабира, обнаружил, что стал центром внимания в урочище. За ним ходили неотступно, ловили его взгляды, будто ждали чего-то.
Однажды вечером, выпроводив из юрты жену и детей, Сабир подсел к Ветлугину.
— На, — сказал он и, оглянувшись, протянул на ладони две соломинки и свежевыструганную дощечку.
— Зачем это, Сабир?
— Сделай так, как ты делал весной. Людям нужен дождь, Петлукин. Ничего, если это будет маленький дождь.
Ветлугин промолчал. Сабир сказал, заглядывая в лицо:
— Почему молчишь, Петлукин?
Ветлугин продолжал молчать.
Рассердившись, Сабир вскочил на ноги. Тень в широкополой шляпе метнулась по стене.
— Я видел: ты смотрел на соломинки и шептал над ними — они сходились. Тогда шел дождь. Иногда дождь шел целый день. Почему ты не хочешь вызвать дождь сейчас?
Ветлугин сделал движение, чтобы ответить, но Сабир остановил его. Он отбросил войлочную дверь юрты. Ночь была звездной и ясной, без облачка. Над урочищем стоял жалобный рев, слышны были ржанье, блеянье, плач детей.
Что мог на это ответить Ветлугин?
Как объяснить, что все, о чем он мечтал вслух при Сабире, было правдой, но правдой завтрашнего дня? Пока что метеорологические приборы умели лишь предсказывать, но не предотвращать несчастья.
Некуда было бежать от несчастья. Негде было спрятаться от зеленого меча, поднимавшегося над горизонтом…
Из-под Каркаралинска привезли старуху, умевшую заговаривать кровь, лечить травами и знавшую, по слухам, заклятье против засухи. Сын ее, дюжий, с одутловатым сонным лицом, растолкал толпу и провел мать к Сабиру.
Ветлугин ушел в степь, лег ничком в траву. Вскоре до него донесся топот множества ног и завывание.
Что делала сейчас каркаралинская колдунья? Развязывала узелки на веревке либо расплетала седые косы, что должно было, согласно колдовскому ритуалу, знаменовать освобождение стихии?
И что делал Сабир, его опора, друг, помощник? На четвереньках вместе со всеми полз за колдуньей, отбивал поклоны, кричал и кривлялся, вымаливая у скупого бога хоть каплю влаги?…