— Билли, — подала голос тётушка Эллен, — если ты и вправду можешь… Сделай так, чтобы ничего этого не было! Только верни себе тот самый фамильный гений и всё. Если ты только можешь… Ну и ещё: не забудь про Матильду. Она ведь дурочка… Ну да ты знаешь… Пусть всё переменится, Билли! Убери от себя этих страшных людей. А больше ничего не нужно! Ну может, какие-то мелочи. Но это потом, потом…
Говоря это, она как-то незаметно оказалась рядом с ним, и теперь на обеих руках его висели две требовательные женщины, каждая из которых тянула его к себе…
«А что, — подумал Билли, глядя в бездонную черноту направленного на него дула, — если все мы одновременно сошли с ума, и мои желания действительно могут исполняться?» Нет, конечно же, никакого Дара он не получил… А что, если он просто не почувствовал, как это произошло?
— О, — закричал вдруг мексиканец, и мышцы на руке, которой он прикрывал низ живота, вздулись — только верните мне мои яйца, сэр! Вы ведь пожелали мне быть с вашей кузиной… Но мои яйца, сэр! Зачем они вам?! О-о Иисус!
И мексиканец нечленораздельно завопил. Скорчившись, он упал и стал кататься по холодному полу, держа себя обеими руками между ног. Мистер Монтелли опустил руку с пистолетом и не сводил с него глаз. Смотреть на мексиканца было страшно. Словно кто-то невидимый безжалостными щипцами разрывал полуголое тело. Мексиканец взвыл в последний раз и затих, лёжа на боку, почти уткнувшись побелевшим лицом в грязные колени.
— Но ты же знаешь, Билли, — вдруг влажно зашептала тётушка Эллен, — как Матильда относится… ну, к мужчинам. Они ей как… как детишки нужны. А ты не подумал об этом и пожелал, чтобы все получилось так, как хочет Матильда… Понимаешь теперь?
Мексиканец снова зашевелился, медленно встал сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Глаза его, подернутые матовой пленкой, смотрели сейчас на Билли с тоской и мукой умирающей птицы и, казалось, печально вопрошали, зачем это с ним сотворили такое… А необычно вытянутая пустая мошонка покачивалась жалким ремешком неровной коричневатой кожи. Горло Билли сдавило от стыда, от боли, от вопроса, который он никак не мог проглотить…
— Ну что ты? — нетерпеливо зашептала в другое ухо Изабелла. — Черт с ним, с этим мексом… В конце-то концов, если жалко, так возьми да и верни ему его яйца. Делов-то! Ты же можешь, сам убедился! Но потом, потом… Ты посмотри на старика. Он же… Скорее, Билли, скорее!
Мистер Монтелли снова поднял пистолет, и Билли почувствовал, что сейчас он выстрелит. Тётушка Эллен, как безумная, продолжала шептать что-то о доме, о Матильде, о самом Моцарте и его незаконченном «Реквиеме». Мистер Монтелли держал оружие в вытянутой руке и криво усмехался, не отрывая от Билли желтоватых старческих глаз. А между этими двумя неожиданно выразительными и живыми глазами качался еще один — глубокий и мёртвый глаз пистолета… Билли отчетливо понимал, что говорят ему эти три глаза. Либо мы приручим тебя, сявку, либо убьем прямо сейчас. И ничего ты нам сделать не сможешь!.. Потому что умения творить чудеса еще недостаточно, настоящая власть — это другое…