Он перестал дружить с мальчишками в своем классе, у которых, вероятно, не было тёти Эллен, и поэтому они не только засыпали Билли нехорошими вопросами, но и придумывали ещё более отвратительные ответы. А когда потом в школе докопались, что он дальний, но совершенно прямой потомок великого композитора… В общем, Билли МоцЦарт очень не любил многие вещи и в том числе свой собственный день рождения…
Билли уныло сидел на кровати и смотрел в окно на Центральный парк. С семнадцатого этажа ухоженный парк казался диким лесом. Билли подумал, что вот уже много лет этот лес представляется ему по утрам заманчивым и волшебным, а в темноте, освещаемый редкими, по-вечернему приглушенными фонарями, — жутковатым и непредсказуемо недобрым. Он слышал множество страшных и, наверное, не очень правдивых историй о том, что происходит в парке с наступлением сумерек. Иногда по ночам Билли специально подходил к огромному, во всю стену, окну у себя в спальне и вглядывался в тёмный прямоугольный провал в никуда, похожий на дочерна сожжённый пирог посреди бессонного, расцвеченного огнями города. И представлял себе все те мерзкие и жестокие, почти фантастические вещи, которые, может быть, творятся где-то там, внизу, в эту самую минуту. Но отсюда, из безопасной спальни, ночной парк смотрелся хоть и страшноватым, но привлекательным, словно престарелая проститутка у фонаря, которая привлекательна не сама по себе, а только как воплощение греха и преодолённого запрета.
Билли глубоко задумался и совсем забыл о том, что его ждёт отвратительный день. Но всплеск воды за стеной — казалось бы, совершенно мирный звук — заставил его вздрогнуть и отвернуться от окна. Сегодня, в его тридцать третий день рождения, ему предстояло множество неприятных дел. Билли встал, слегка поёжился, покорно надел махровый халат и открыл дверь в смежную со спальней комнату. Там всё было так, как обычно бывало по утрам: в большом неправильной формы бассейне плескалась новенькая — Изабелла, а у входа в зимний сад стояла неизменная тётушка Эллен в длинной байковой ночной рубашке с накинутым на плечи пледом. Они вернулись в спальню, тётка, не расставаясь со своей утренней чашкой кофе, повозилась с ключами и наконец кивнула:
— Пять минут, дорогой мой!
Билли скинул халат и, выбежав обратно к бассейну, торопливо полез в воду, к помахавшей ему рукой Изабелле. Тётушка громко фыркнула в чашку, и этот — такой неожиданный в гулком помещении — звук, казалось, подтолкнул Билли в спину. Он сделал глубокий вдох и сразу же поплыл к дальнему краю бассейна, глядя на мозаичное дно. Ничего не изменилось, подумал он, и никогда не изменится. Хотя, конечно, сама по себе эта короткая ежеутренняя свобода всё равно хороша…