Туми. Тогда я могу спросить, почему ты решил вернуть эта деньги?
Арнольд. Так уж я решил.
Туми, Так уж ты решил. Отлично зная, что если я доложу командованию, тебя ожидает немедленное и справедливое наказание?
Арнольд. Да, я слишком хорошо это знаю.
Туми. Ты бы мог умолчать об этом инциденте. И вряд ли все это когда-либо раскрылось.
Арнольд. Я не мог допустить, чтобы пятеро невиновных людей пострадали бы из-за одного виновного.
Туми. Рядовой Виковский… Ты хочешь, чтобы я доложил об этом командованию и назвал имя виновного?
Виковский. Я только хочу свои деньги, сержант. А с этим подлецом я сам расправлюсь.
ТУМИ с удивлением смотрит на него, затем достает из кармана сложенные бумажные ассигнации.
Туми. В час ночи, когда я совершал обход, я обнаружил недопустимое равнодушие и разгильдяйство. Сундук Виковского был открыт, и в нем лежал пресловутый бумажник, представляя объект искушения для людей слабых и жадных. Я взял твои шестьдесят два доллара, Виковский, а пустой бумажник положил наместо. Я сделал это с целью тебя проучить… Но вместо этого подучилось так… что меня торпедировали.
Становится перед Эпштейном носом к носу.
Рядовой Эпштейн, неужели ты такой непроходимый кретин, что можешь принять на себя вину за преступление, которое не совершил?
Арнольд. У армии своя логика, у меня — своя.
Туми. Армейская «логика», как ты ее называешь, — это внедрение дисциплины, повиновения и безоговорочной веры в начальство. А какая у тебя, черт побери, логика?
Арнольд. Раз я в преступлении невиновен, я вправе сохранить личные мотивы при себе.
Туми. Здесь ты ошибаешься, солдат. Признаться в преступлении, которое ты не совершил, является таким же преступлением, как НЕ признаться в преступлении, которое ты совершил. Это называется обструкцией правосудию. Тебе может не нравиться наш устав, но, клянусь, ты будешь чистить все сортиры и унитазы до тех пор, пока ты не вызубришь устав слово в олово. Оставаться в казарме до особого распоряжения. Все остальные свободны на сорок восемь часов, Разойдись!!! Эпштейн!. Я хочу поговорить с тобой один-на-один! (Все расходятся по своим местам, АРНОЛЬД идет за Туми в уборную, поворачивается к нему, понижая голос.) Слушай меня, ты мушиный помет в навозной куче. Почему ты передо мной задираешься? Ты совершаешь большую ошибку. У меня есть щипцы для колки орехов, и я могу раздавить яйца тех; кто слишком задирает передо мной нос. Ты в самом деле воображаешь, что можешь меня проучить?
Арнольд. Я вовсе этого не хочу; сержант. Я стараюсь как-то поработать с вами.
Туми