Сала вышел из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Это снова успокоило его, он ощутил новый прилив энергии, так необходимой для предстоящей борьбы. Он вспомнил, что ему уже пятьдесят лет, и это вызвало в нем смешанное чувство. Годы он осознавал только, когда глядел на себя в зеркало и видел морщины на лице да редкие седые волосы. Умом же он никак не желал мириться с той ловушкой, в которую заманивало его время, — ему все еще помнились лишения и трудности юности. И вот теперь — еще один удар, самый жестокий, который когда-либо наносила жизнь.
«Кое-кто, видите ли, считает, что я не очень честно действую! — подумал он с гневом. — Да разве в жизни можно действовать в белых перчатках? Так могут поступать только наследники больших состояний, да и те в третьем поколении разоряются».
Сала подошел к шкафу и вытащил оттуда охотничье ружье «Бенелли». Потом взял в руку несколько патронов на кабанов, покатал их на ладони.
«Тому, кто захочет отнять у меня склад или описать его, влеплю заряд из «Бенелли», — подумал он, тупо глядя на спусковой крючок ружья.
Затем Сала достал связку ключей я отделил тот, что запирал верхний ящик письменного стола. Выдвинув ящик, Сала с благоговением извлек из глубины пистолет «Брно». Ощутив в руке смертоносную силу оружия, он захотел выстрелить хотя бы пару раз.
«Слишком много шума наделаю. К тому же эта зверская штука заряжена взрывными пулями... грохот будет ужасный, все вокруг проснутся», — рассудил Сала, подспудно чувствуя, как к нему возвращается решимость бороться. Но против кого?
Спрятав оружие и патроны, Сала занялся новым делом — стал подсчитывать, в какие сроки он должен внести платежи за купленное масло, которое теперь исчезло. Возможно, к тому моменту он вынужден будет признать свою неплатежеспособность, а не исключено, и вообще заявить о банкротстве.
Было уже семь утра. Свет пробивался сквозь густой туман, нависший над Виком.
Сала как раз подсчитал сроки внесения платежей. Первый взнос — триста миллионов песет — должен быть передан в банк через сто двадцать дней, то есть через четыре месяца. Он невольно взглянул на календарь, рекламирующий моющие средства.
«Триста миллионов через четыре месяца. Нет, это невозможно!» Поняв это, Сала снова пал духом. Все проекты, что он строил в течение ночи, проекты, при помощи которых он собирался отвести роковой удар судьбы, разваливались, как карточные домики, — он снова ощутил безысходность своего положения, в горле застрял горький ком.
Сала пошел принять душ в помещении, предназначавшемся для служащих. Будущему нужно смотреть в лицо. Может быть, такова теперь его судьба: работать обыкновенным клерком в конторе. Сала намылился шампунем и только тогда понял, что горячую воду еще не включили — было слишком рано. Он принялся чертыхаться, но потом вспомнил времена своей молодости, когда он играл в футбол и после игры мылся где попало и любой водой, хотя бы и ледяной. Оказалось, впрочем, что сейчас такое мытье ему пошло на пользу: неожиданно для себя самого Сала приободрился. Лунообразное его лицо опять порозовело.