– Расскажи мне, что ты чувствуешь, – я нарушил сладкую тишину.
– Я чувствую холодный ветерок от твоего прикосновения, – начала она, – но это не просто ветерок, к нему прилагается легкий разряд тока, – Эмма сглотнула и вздохнула. – Я чувствую, как твои прикосновения поднимают волоски на моей коже.
– Ты когда-нибудь чувствовала что-то подобное? Можешь с чем-то сравнить? – тихо спросил я.
– Нет, – почти шепотом произнесла она, – это что-то новое, еле уловимое сочетание ощущений.
Она смотрела на меня таким взглядом, что мне хотелось обнять ее и не отпускать, целовать и ласкать.
– Я всегда думала, что прикосновения мужчины, твоей второй половинки должны быть теплыми и согревающими, но теперь я думаю, что холодок, пронизанный током, гораздо больше напоминает душевную близость, чем тепло.
– Значит, ты веришь, что наши души созданы друг для друга?
– Некоторые узы посланы нам свыше, – мягко выдохнув, произнесла она.
Я приблизился к Эмме плотнее, она подняла на меня взор своих небесных глаз, и я прильнул к ее чувствительным губам. Как же я хотел страстно поцеловать ее в тот момент. Но нам достался лишь нежный, еле заметный поцелуй.
Я отстранился от Эммы. Она прикоснулась пальцем к своим губам, будто хотела удержать ощущения от поцелуя.
Эмма робко посмотрела на меня, и ее лицо залилось румянцем. Я это наблюдал в лучах полной луны, просачивающихся сквозь окно напротив.
– Давай я тебе покажу дом, – я решил погасить неловкость, но у меня это вряд ли получилось.
Эмма огляделась по сторонам и с сомнением посмотрела на меня.
«Кокой еще дом? Эти руины? Идиот, – скользнуло в моей голове».
Не смотря на мое глупое предложение осмотреться почти в полной темноте среди этих развалин, Эмма все же прошла вперед и заглянула в соседнюю комнату.
Блик луны сквозь расщелину крыши падал на канделябр, стоящий на комоде. Эмма взяла рядом лежащие спички и зажгла свечи в канделябре. Комната озарилась теплым желтоватым свечением.
Это была спальня. Посередине комнаты располагалась огромная антикварная кровать с высокими угловыми штырями, покрытая светлой тканью. Рядом стояла круглая тумба, залитая воском. У двери стоял потрескавшийся от старости комод.
Эмма прошла к прикроватной тумбе и поставила на нее канделябр. Быстрым движением она смахнула с кровати светлую ткань, и перед взором предстало ложе, застеленное шелковым алым покрывалом.
Я стоял в проходе и наблюдал за ней.
– Видимо, это спальня, – произнес я по-хозяйски.
Эмма еле улыбнулась и посмотрела мне в глаза.
– Почему ты выбрал этот дом? – спросила она.
– Здесь тихо, – пожал я плечами в ответ.