Запись 17. Единственный выход
Нам удалось благополучно сбежать от преследователя и полиции из моего родного городка и вернуться в дом Эммы.
Я не хотел в дороге допытывать ее о том, что же она слышала в разговоре громилы с гонщиком, поэтому, как только мы прибыли к ней домой, первым делом я задал ей этот вопрос.
– Ты мне расскажешь, что же ты слышала тогда в гараже? – начал я, когда Эмма закончила поглощать ужин.
Из-за наших приключений она почти ничего не ела, но добравшись до своего холодильника, она выгребла на тарелку все, что было съедобное.
Услышав мой вопрос, Эмма сглотнула, вытерла руки салфеткой и нерешительно произнесла:
– В гараже я услышала о том, что твоя смерть была не случайной.
Меня будто обдали ведром кипятка. Был шок. Была злость. И было облегчение оттого, что не я виноват в собственной смерти.
– И в том тайнике были доказательства, – неуверенно и тихо добавила Эмма.
Она смотрела на меня пристально и виновато. Но она не была ни в чем виноватой. Она пыталась выяснить правду ради меня. А я, критин, еле уберег ее. Она чуть не погибла из-за меня.
Я должен был настоять на том, чтобы она сразу мне все рассказала и не пускать ее обратно в гараж. Я должен был сам узнавать о своей смерти, не впутывая ее.
– О чем ты думаешь? – спросила Эмма, увидев мое отрешенное сердитое задумчивое лицо.
– Зря я тебя в это все втянул, – тихо ответил я.
– Ты не во что меня не втягивал, – возмутилась она.
– Все становится слишком опасным, – продолжал я.
– Не говори ерунды. Мы здесь, нам удалось сбежать. Никто нас здесь не найдет. Все закончилось благополучно… – тараторила Эмма.
Но я уже не слышал, о чем она говорила. Прошедшие события вселили в меня уверенность в том, что рядом со мной Эмме все чаще угрожает опасность.
Сначала она испытывала физическую боль рядом со мной, потом я втянул ее в разборки связанные с моей смертью, а буквально несколько часов назад она чуть не погибла в автокатастрофе из-за того, что я заставил ее сесть за руль. А она ведь не хотела вести тот проклятый Ламборгини.
Эмма продолжала о чем-то эмоционально говорить, пытаясь добиться от меня понимающей реакции на ее слова. Но это было бесполезно. Я поднял на нее глаза полные грусти, боли и решительности.
– Я думаю, что нам лучше расстаться, – молвил я.
От неожиданной откровенности Эмма выронила из рук тарелку, которая в тот же миг ударилась о столешницу и разбилась на мелкие кусочки.