— Только никакой этой теплой дряни, — предупредил он.
На столике была лишь вода комнатной температуры, но ей совсем не хотелось отправлять ее в погреб в ледник. Собственно, в теперешнем унизительном положении сиделки придется идти вниз самой. Она налила стакан воды, в ее движениях не было вызова или пренебрежения, что доказывало, что она так и осталась прежней леди Анной Маргарет. Она не превратилась в безликую служанку в большом доме, подчиняющуюся герцогу.
Девушка склонилась над отцом и поднесла стакан к его губам.
— Фу, — скривился отец, и вода потекла по подбородку.
Однако он выпил, а она взяла салфетку и промокнула влажное лицо.
Если бы неизвестный художник видел эту сцену, он смог бы писать с них картину «Отец и дочь». Взгляд мастера уловил бы легкие движения руки, сжимающей льняную ткань, успокаивающие прикосновения к плечу. Ему были бы видны все лежащие на поверхности детали, предлагаемые для использования в палитре, отображающей любовь.
Но это было не так, уже не так. Маргарет когда-то, возможно, любила отца. Но не теперь. Однако в данный момент она не могла найти другого способа выражения чувств. Что ей осталось?
Повиновение. Долг. Почитание. Может, желание продемонстрировать отцу: «Видишь? Так могло бы быть, если бы ты не предал свою семью». Она даст ему понять, что для проявления благородства ей не нужен титул.
Все остальное было у нее украдено, осталось лишь то, что невозможно забрать.
Эш покинул комнату Парфорда и натолкнулся на ожидавшую его небольшую процессию. Экономка, миссис Бенедикт, представилась ему сама. Здесь же был дворецкий Смит и управляющий поместьем мистер Данридж. Согласно старой традиции, мистеру Тернеру предстояло ознакомиться с поместьем и выразить признательность за право наследования.
Ему было несложно выказать подобающий случаю восторг. Парфордом превосходно управляли. Казалось, со временем дом не понес потери. Даже великолепный паркет выглядел прекрасно и сиял тем блеском, которого добиваются годами должного ухода.
Направляясь в сад, Эш размышлял о том, что имение было даже старше раскола между Тернерами и Далримплами. Под ногами зеленела трава. Ни один газон не смог бы оставаться целое десятилетие таким ухоженным сам по себе. Перед ним открывалась словно не просто земля, а иной мир.
Его много раз прапрадед некогда был здесь лордом. Должно быть, и он не раз ходил по этой тропинке, поворачивал у этого же падуба к реке, извивавшейся меж холмов.
Немного пугающая, эта история древнего мира. Когда он был ребенком, отец рассказывал ему о благородных предках, словно древние события делали его особенным, не таким, как дети других фабрикантов. Но счастливая случайность родства Тернеров с благородными и знатными фамилиями не принесла никому из них ничего хорошего. Она не кормила их и не одевала. Она лишь иногда выражалась в безрассудных поступках бессмысленной благотворительности.