— Кто ты? — требовательно спросила девушка. — Ты не такой, как все они. Ты не из них. Кто ты такой?
— Не могу объяснить, — уклончиво сказал он. — Но когда-то я знал одного храброго ирокеза по имени Он-Тоже-Бежит-Быстро. Он…
— …был на том корабле вместе со мной, — перебила Штучка. — И с Проворным Скалолазом. Откуда ты его знаешь? И что с ним сталось?
— Он вернулся на вашу родину. В свое племя. И он… помог мне в одной важной миссии.
— Он погиб, — сказала она. — Слышу это в твоем голосе.
— Да, он погиб. А тебя звали…
— Я знаю, как меня звали. Это было очень давно.
— Теперь ты досталась этим двоим. И они…
— Не нужно о них сейчас. Но скажу, что не вся я им досталась. У меня всегда есть, куда уйти. Как, например, вот сюда. В этом молчании — я могу думать. Могу быть. — Она перехватила пальцы на балке, потому что они медленно погружались в черную гниль. И договорила голосом тихим и далеким: — Я люблю океан. Этот синий мир. Он со мной говорит. Он меня скрывает. Защищает от всего.
Единственная в мире, наверное, девушка, подумал Мэтью, которая чувствует себя в безопасности на глубине сорока с чем-то футов под водой, высунув голову в тесное пространство в руинах провалившегося города. Но смысл ее слов он понял.
— Я никогда не смогу вернуться. Ни на свою землю, ни к своему народу.
— Почему? Если ты вырвешься отсюда — и от них — то почему нет?
— От них не вырваться. — Сказано было с изрядной долей холодной ярости. — Попробуешь — и они тебя убьют.
Мэтью слабо улыбнулся:
— Но это же не все, на что они способны?
— Они способны на гораздо большее. Я видела, как они делали… страшные вещи. И со мной тоже. Я с ними дралась, но за это мне доставалось. Теперь не дерусь, но мне тоже достается. Им это нравится. Для них это огромное удовольствие.
— Я тебя от них увезу.
— Нет, — ответила она с твердостью камня, который не сдвинуть, — не уведешь. Потому что если бы даже ты мог — а это не так, — мне некуда идти. Кроме чужой кровати в чужой комнате чужого дома, принадлежащего чужому мужчине. Я… как это у вас говорят… предмет спроса. Уже не такой дорогой, как раньше, потому что таких, как я, много перевезли через океан. Но все равно я еще редкость.
В синем полумраке ее лица было не разглядеть, но Мэтью показалось, что это лицо человека, потерявшего способность улыбаться, человека, для которого счастье — тишина и покой в любой возможный момент. Не хотелось даже думать о том, что грубые руки и жадные зубы с ней делают. И не хотелось думать, что повидали ее глаза.
— Я могу тебе помочь, — предложил он.
— Я никогда не смогу вернуться, — повторила она. — Такая, как сейчас — нет.