Спускаясь по лестнице, он услышал откуда-то снизу приглушенный вопль. Звук длился несколько секунд и вдруг прервался, будто человеку заткнули рот.
Да, на столе действительно стояла корзина с маффинами. Он потянулся за булочкой, и тут словно из пола прорезалось гулкое эхо второго вопля. Кажется, он исходил из другого горла, но прервался так же резко, как первый.
Мэтью подумал, что Натан Спейд теперь отомщен, и где бы он ни был, может считать Мэтью родственной душой (не ясно только, радоваться этому или огорчаться). Но похоже, что в мире профессора один расчлененный труп в мешке неизменно порождает еще парочку, и значит со смертью Смайта и Уилсона Судьба — и профессор Фелл — должны быть удовлетворены.
Раздался новый крик, мучительный и жалкий, и снова резко стих. Такие вопли могли бы разорвать чувствительному человеку сердце — если не знать, кого пытают.
Мэтью выбрал самый большой маффин в корзине, обнаружив, к своему удовольствию, что он с шоколадной крошкой. Юноша откусил большой кусок и вернулся к себе в комнату — ждать ночи. И только за запертой дверью позволил себе сорваться, покрыться холодным потом и избавиться во внезапном повелительном позыве от съеденного маффина и выпитой лимонной воды, извергнув все это через перила балкона.
После полуночи, когда в замке стало тихо, как в могиле, и смолкли даже грубые вопли Таккеров, Мэтью начал действовать.
Он покинул комнату с единственным огарком тонкой свечки, тихо прошел по коридору и отмычкой вскрыл обиталище Смайта. Увы, эксперт по оружию почивал ныне не в кровати, а в тесных объятиях пищеварительной системы осьминога. Они с Адамом Уилсоном разделяли сейчас нижайший из всех возможных земных приютов. Мэтью вышел на балкон и окинул внимательным взглядом отвесную стену между собой и ухоженной садовой изгородью в двадцати футах внизу — нет ли в каменной стене трещин, куда можно было бы просунуть пальцы?
Он посветил вниз. Да, есть, похоже, несколько надежных захватов — многолетняя дрожь земли постаралась. Значит, здесь — или нигде. Потому что даже сама мысль о том, чтобы покинуть замок через парадную дверь, была абсурдной.
Мэтью задул свечу и сунул ее в карман сюртука вместе с заранее прихваченным огнивом. Потом перемахнул через перила и с отчаянным задором юности и мрачной целеустремленностью начал осторожный спуск вдоль потрескавшейся стены замка.
В программе вечернего пира было то же, что обычно: разнообразие морепродуктов, похабное приставание братьев к Штучке, которая, казалось, сделалась меньше, став совсем девочкой, пьяный смех Саброзо над воображаемыми им шутками, тело Арии Чилени, назойливо прижимающееся к Мэтью, ее дыхание, разящее рыбой и вином (вернулась, увы, способность ощущать запахи), кормление Огастеса Понса в исполнении старательного Пупса, их перешептывание и хихиканье, подобное жеманничанью двух школьниц. Минкс молчаливо ужинала, ни на кого не глядя, а Матушка Диар рассуждала о том, как это будет хорошо — снова вернуться в Англию. Очевидно, группа должна была ехать на «Фортуне» — корабле, принадлежащем транспортному флоту Фелла. Мэтью подумал, что если бы ему пришлось просидеть два месяца на одном корабле с этой шайкой, — он так сплясал бы на пиратской доске, что Гиллиам Винсент отбил себе ладони от восторга.