Я протянул руку, чтобы прикосновение убедило ее в моей реальности, но она отскочила в сторону, и не успел я остановить ее, как она выпрыгнула в открытую дверь. Я бросился за ней, но на лестнице песок ослепил меня, и я увидел только мелькнувшую фигурку, растворяющуюся в красноватом мраке. Она бежала с такой прытью, будто сам дьявол гнался за нею по пятам.
— Скорее, Джулиан, — раздался снизу голос Сильвии, и я увидел, что она пыталась поднять по лестнице раненую Клариссу.
От Гарри с его одной рукой было мало проку. Через секунду я втащил обеих девушек в самолет, за ними ввалился Гарри и здоровой рукой захлопнул за собой дверь.
Протерев слезящиеся глаза, я посмотрел в окно, туда, где только что растаяла в песчаном вихре Уна. Я не испытывал никакой жалости ни к О’Киву, ни к его наемникам, но не мог оставить ее на смерть в этом крутящемся песке. Сколько бы пороков у нее ни было и сколько бы преступлений она ни совершила, я не сомневался, что она любила меня.
Я рванул рукоятку двери, но Сильвия схватила меня за плечи.
— Нет, Джулиан! Нет! — кричала она. — Это безумие. Ты никогда не найдешь ее и только погибнешь сам.
Пол под моими ногами завибрировал, вероятно, Муса велел пилоту взлетать.
— Дай мне пройти! — взревел я и отшвырнул Сильвию в сторону, но в этот момент самолет пришел в движение.
Он дважды подпрыгнул, разбегаясь по дну долины, и затем так сильно накренился, что все стоявшие повалились с ног. Очень скоро мы очутились в ярком голубом небе, оставив далеко внизу клубившиеся тучи песка, но несколько минут нас швыряло в разные стороны, пока самолет проваливался в бесконечные воздушные ямы.
Когда, наконец, болтанка немного стихла и можно было выглянуть в окно, я с горечью убедился, что сверху очертания пустыни стали неразличимы и до окончания бури нам не приземлиться.
Пол самолета был на три дюйма покрыт слоем песка, в салоне висел желтоватый туман, так что из одного конца салона было трудно различить, что творится в другом, но через пять минут воздух внутри немного очистился.
Кларисса, растянувшись во всю длину на полу, стонала от боли, Гарри и Сильвия хлопотали около нее. Убедившись, что пуля пробила мышцу ноги, но, к счастью, не задела кость, я оставил Гарри и Сильвию обрабатывать рану, а сам поспешил в кабину летчика.
Муса сидел на корточках позади кресла пилота с винтовкой наготове. Летчик оказался европейцем, хотя его загар свидетельствовал, что он долгое время прожил на юге. Его молодое, дерзкое лицо словно говорило: «Пошли все к черту». Однако он весьма тревожно посмотрел на меня, когда я спросил: