Сравнительно недавно под холмом обнаружили большие пещеры, вырытые для погребения священных быков Сераписа, и это место было обнесено оградой.
Я огляделся по сторонам, но вокруг не было ни души, и я без помех перелез через высокую ограду.
Пройдя затем пару сотен ярдов по склону холма, я оказался около огороженной ямы, на дно которой вела шаткая деревянная лестница, и внизу, в неясном утреннем свете, можно было различить арочный вход в огромную пещеру.
В ней не было ничего жуткого: ни сваленных кучами истлевших костей, ни человеческих черепов, ни сгнивших покровов мумий, что встречались в катакомбах, расположенных к югу отсюда. Это была просто большая, сухая, пустая пещера, вырубленная в песчанике, и призраки давно умерших быков нисколько не пугали меня. Зажигая спичку за спичкой, я прошел сотню ярдов по пещере и, сделав небольшое углубление в песке, лег и моментально уснул.
Прошлой ночью я спал не более трех часов, но шестое чувство, предупреждающее преследуемых об опасности, думается, заставило меня проснуться прежде, чем здесь оказались первые туристы. Чиркнув спичкой, я взглянул на часы и увидел, что уже без четверти девять. Я не имел ни малейшего понятия, когда могильник открывается для осмотра, но предполагал, что это случится довольно скоро. Амин вряд ли появится раньше половины одиннадцатого — ему надо сделать массу покупок. Но я надеялся остаться незамеченным, поскольку древности Александрии сильно уступают величественным развалинам долины Нила и привлекают относительно немного туристов.
Трехчасовой сон почти не освежил меня. Я чувствовал себя разбитым; мысль, что меня разыскивает полиция, отнюдь не воодушевляла, и в таком безрадостном настроении я вскарабкался по шаткой лестнице на край ямы.
Вокруг не было ни души. Выбрав место, откуда можно видеть вход без риска быть замеченным, я уселся меж двух больших каменных глыб, почти скрытых густой крапивой, и стал ждать. Вскоре показался сторож и с ним четверо посетителей, но они даже не взглянули в мою сторону. Затем каждые полчаса стали появляться группы людей, и в половине двенадцатого на краю ямы наконец-то возникла высокая фигура Амина. Он был один — гиды имели свободный доступ ко всем памятникам древности, и сторожа никогда не сопровождали их. Он спустился в яму и украдкой оглянулся. Не увидев никого вокруг, я последовал за ним.
Слава Богу, он точно выполнил указания, переданные ему Гарри. Он принес все, в чем я нуждался, включая пару больших бутербродов с ветчиной и несколько бананов на завтрак.
Он купил белую дешевую хлопковую рубашку с открытым воротом, пару легких полосатых брюк, потертое габардиновое пальто и видавшую виды соломенную шляпу. Вскоре из индейского воина я превратился в бедного греческого рабочего, но моя кожа все еще сохраняла темный оттенок и следы боевой раскраски. Убрать раскраску оказалось простым делом, но вернуть коже естественный цвет удалось лишь с помощью Амина. Когда мы прятали в густой траве, которой зарос пустырь, индейский костюм, с минарета ближайшей мечети до нас донесся мелодичный крик: «Хаййя-аля-эс-Салят! Хаййя-аля-эс-фалах!», призывавший мусульман на молитву. Был уже полдень, и я сказал Амину, что нам надо сесть на поезд, отправляющийся в три часа в Каир.