Грегори Волкер, по просьбе профессора, много времени проводил среди рабочих, убеждал их воздержаться от необдуманных выступлений, от забастовок, от анархических бунтов. И он заверял их, что профессор найдет выход из этой западни, что у их босса, у Хименса, чуть ли не собачий нюх и бульдожья хватка, что он обязательно отыщет новый источник финансирования их деятельности.
Сначала профессор звонил сам. Он связался о Вито Фелуччи, долго и спокойно беседовал с ним, требовал, просил, умолял заключить с фирмой небольшой договор, тысяч на 200. Обещал выполнить все работы быстро, качественно. Но итальянец, стараясь не смотреть Хиденсу в глаза, заверял, что они и сами в тяжелом положении, что почти все уходит на предвыборную борьбу, а впереди — он закрыл глаза, помотал со стороны в сторону головой, как быужасаясь предстоящей схватке — еще хуже; вы и сами знаете, Хименс, а шансы у Ральфа Хилдбера выиграть это сражение небольшие. Вот после, — и Фелуччи расцвел самой обаятельной улыбкой — когда Ральф станет президентом, мы с вашей фирмой заключим договорчик на двадцать‑тридцать миллионов.
— Мне сейчас нужны деньги, Витто! Сейчас!
— Извините, Перри! Никак не можем. Никак.
Потом к нему прибежал Дик Ричардсон, и как всегда, с дюжиной гениальных проектов по добыванию денег. И профессор, вызвав к себе, в третий уже раз, Дэвида Кэшона, заорал на весь кабинет громовым голосом:
— Я убью вас, Кэшон, если через час у меня не будет 400 тысяч долларов!
Кэшон испугался, или изобразил испуг, забежал за спину Дика и оттуда высунулся и стал поглядывать на разъяренною профессора — шутит ли тот, или и вправду у него в кармане спрятан револьвер, и тот начнет сейчас стрелять в него.
— Ах ты ж, боже мой! Ах ты ж, боже мой! Как же так, мистер Хименс, — запричитал гнусаво Кэшон, все еще прячась за Дика. — Я же для вас все делал. Ах ты ж, боже мой! Вот и мистер Ричардсон может подтвердить, все делал…
— Садитесь за мой тевид и звоните! Звоните всем, Кэшон! Всем! Обещайте самый высокий процент! Но деньги добудьте!
И Кэшон, шаркая подошвами, застегивая и расстегивая помятый серенький пиджачок, потопал к другому концу стола, занимавшего чуть ли не треть длины просторного кабинета профессора на двадцатом этаже в центральном здании фирмы, озираясь и по‑детски посмеиваясь. И глядя на него, Дик подумал, что Кэшон ломает какую‑то комедию, что у него уже есть что‑то на уме, что он заранее уже знает, чем закончатся все его переговоры.
Кэшон, нарочно картавя слова, громко, чтобы было, видимо, слышно и Хименсу, разговаривал со всеми директорами, обзванивая все банки. Он начал с гиганта, с «Чейз Манхэттен бэнк», в активах которого значилось более 50 миллиардов долларов, и кончил банком «Куинс каут и К°», с активом менее 80 миллионов. И хотя он, как и требовал Хименс, обещал весьма высокий процент, ни один из коммерческих банков не дал ни на три, ни на два, ни на год в кредит и 10 тысяч долларов, услышав, что речь идет о небольшой фирме. Львиную долю всех кредитов сейчас поглощали мощные концерны и заводы.