Нет, я ошибся! Когда Обухова пела в зале Всероссийского театрального общества – это было в 1956 году – пела «Не пробуждай воспоминанья минувших дней, минувших дней», стояла на сцене свободная, вдохновенная, строго-простая, взволнованная и внешне спокойная, я, почувствовав, что в глаза кольнуло что-то горячее, промокнул пальцем край века и, украдкой, чтоб посмотреть, не заметил ли кто-нибудь моей слабости (я сидел в первом ряду), обернулся, – я увидел: весь зал прослезился. И сидели все с такими прекрасными просветленными лицами, что стало ясно: ничто никуда не ушло. Всё в нас, если есть та степень совершенства в искусстве, когда не пение одно, не голос, не манера исполнения, не артистизм, а нечто большее, – когда и пение, и личность, и судьба, и характер, натура, искусство, вера в него и готовность к свершению подвига во имя него, полное сосредоточение всех сил души, без остатка, священнодействование в душе, простота, величайшее бескорыстие, любовь к тому, о чем поешь, и к тому, кто создал, и к тому, кто тебя слушает, чувство величайшей самоотдачи, самосожжения в пении, отрешенность от всего временного, житейского, преданность величию минуты, которые потрясают не только слушателей, но и ее самое – певицу, – вот, что открылось тогда, в том концерте, и в тех, когда она пела незадолго до смерти в квартире А. В. Неждановой, и в Большом зале консерватории, и в Зале Дома писателей, и в дни войны в редакции «Комсомольской правды», и в спектаклях Большого театра, – во всех решительно залах, где Надежда Андреевна пела одна и пела вместе с другими, и в общих концертах, и сама собою, и в образах…
Что это было?
Не знаю! Величайшие минуты, которые на всю жизнь стали путеводителями, убеждением в том, что подлинное совершенство возможно и что рождается оно в таких вот концертах. И воспоминания о них не убывают ни в силе, ни в яркости от того, что к ним возвращаешься как к истоку самых светлых, высоких чувств, от того, что к ним прибегаешь как к заклинанию…
В чем же эта сила Обуховой, ее воздействия на людей? Голос? Да, голос, проникающий в самые глубины души, ранящий, как всякое слишком сильное чувство. Но, может быть, глубочайшее проникновение в ту музыку, которую она исполняет? Да, и в этом отношении у нее мало соперников, ибо она – не просто певица, а музыкант, великий музыкант нашего времени: и все же не в этом, мне кажется, самая неповторимая сторона ее дарования.
Обухова – великой лирической силы поэт, чей талант выразился не в сочинении стихов, не в сочинении романсов, а в исполнении стиха и романса. И многое из того, что поют и пели другие, открыла только она – только она превратила скромные любительские романсы в высокие образцы лирической музыки. И когда думаешь, что мы каждый раз присутствовали не при исполнении, а при создании нового поэтического творения, яснее становится, почему все замирало, потрясенное ее пением, почему зал задумывался, отрешенный ото всего, кроме этого голоса, и слезы текли без горечи, от сознания сладостной силы искусства. И тогда душе открывалось, что она одной крови с Пушкиным и Чайковским, с Глинкой и Лермонтовым, Тютчевым и Рахманиновым И уже не удивляло, что музыкально немудреные вещи – «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Песня косаря», «Не шей ты мне, матушка», «На заре ты ее не буди» – подняты ею до высочайших вершин лирики, неповторимой, неподражаемой, ибо это поэзия в высшем ее значении, соседствующая с трагедией и выражающая все разнообразие и всю глубину человеческих чувств.