— Приехали, приятель, — сказал я, когда мы миновали Львиный мост и поравнялись с гостиницей на углу.
Я протянул извозчику банкноту и попытался перехватить его взгляд. Тот посмотрел на деньги и хотел вернуть сдачу.
— Не надо, — остановил я его, небрежно махнув рукой. — Будь здоров…
Извозчик проводил меня грустным взглядом и, не сказав ни слова в ответ на мое пожелание, поехал…
Я не сердился на него. Наоборот, неподкупное поведение старика наполнило сердце теплотой. «Можно расстреливать народ, — повторял я пришедшие на ум слова, — но победить его невозможно…»
Было 14 апреля 1925 года.
Я еще не успел установить связи с товарищами, чьи адреса получил в Москве и Вене. София была напугана повседневными, перестрелками и кровавыми расправами на улицах. Большинство деятелей партии жило нелегально или полулегально, и разыскать их оказалось невероятно трудно. Моя задача еще больше осложнилась после взрыва в церкви святой Недели.
В тот день, 16 апреля, незадолго до обеда, когда отпевали убитого генерала Георгиева — военного коменданта Софии, вдруг с треском обрушился купол церкви. Это была последняя авантюристическая операция Военного центра.
Результаты известны. Фашистские погромщики воспользовались этим взрывом, чтобы осуществить давно задуманный план поголовного физического истребления сотен тысяч болгарских коммунистов, членов Земледельческого союза, прогрессивных деятелей. «Черные списки», составленные задолго до этого, были немедленно извлечены из сейфов, и уже в ночь на 17 апреля началась неслыханная кровавая расправа.
Буквально через несколько часов после взрыва в церкви София была наводнена тысячами полицейских и солдат. Разрушенная церковь, все соседние кварталы и улицы в центре были оцеплены. Затем начались облавы в пролетарских кварталах. По всей стране было объявлено военное положение. Полиция обыскивала каждый дом, каждую квартиру, были арестованы сотни, тысячи невинных людей. Над городом стоял стон. Страна была залита кровью. В провинции власти даже не давали себе труда объяснить, что «ищут совершивших покушение»; людей выволакивали на улицу и расстреливали без суда. Над Болгарией сгустилась долгая, бесконечная ночь белого террора.
Без колебаний я на второй день после взрыва уложил свои чемоданы. Наше мероприятие сорвалось, мы не успели предотвратить ужасную беду. Меня проводили так же любезно, как и встретили, — деньги прокладывали путь к сердцу хозяина любой гостиницы. Пришлось быстро решать, через какой пункт покинуть страну. Ехать через Драгоман я не мог: вдруг кто-нибудь из пограничных полицейских инспекторов меня запомнил; ехать через Русе тоже было опасно: меня предупредили товарищи, что там полиция особенно бдительна. Я решил ехать через Лом — небольшую пристань на Дунае, где обычно грузили товары для Средней Европы; наверно, полиция там не столь придирчива к пассажирам, особенно когда у них в кармане заграничный паспорт на имя крупного торговца.