Бойцы тихого фронта (Винаров) - страница 77

Установив связь со мной или с некоторыми из моих сотрудников, политэмигранты отправлялись через Прагу и Варшаву в Советский Союз. Перед этим каждый из них получал полный комплект одежды, вплоть до шляпы и обуви. Для этой цели МОПР из Москвы переводил значительные суммы. Мы заходили в какой-нибудь венский магазин готового платья, и там они меняли буквально все, кроме белья. Второй моей заботой было снабдить их соответствующими документами, билетом на проезд до Москвы и небольшим запасом еды на дорогу. Документом, который получала большая часть эмигрантов, являлось удостоверение на «право возвращения на родину». Читатель, вероятно, догадывается — это были удостоверения, которые выдавала комиссия Красного Креста белоэмигрантам и бывшим военнопленным, которые хотели вернуться на родину. С такими удостоверениями в свое время уехали из Варны и мы с Жечо Гюмюшевым и Бояном Папанчевым.

Советские власти, по просьбе Заграничного бюро партии охотно согласились предоставить гражданство всем болгарским коммунистам-изгнанникам. Как для них, так и для тысяч других политэмигрантов со всех концов света, Советский Союз стал второй матерью-родиной.

Примерно за шесть месяцев до конца 1925 года нами было переправлено в Москву несколько сотен болгарских политэмигрантов. Их переброска из Югославии на восток прошла без единого провала или инцидента.

Москва, декабрь 1925 года. Я иду по улицам красной столицы, под ногами скрипит снег. Навстречу спешат по делам москвичи, надевшие на себя все самое теплое, в неизменных шапках-ушанках. А как же иначе при тридцатиградусном морозе? Над кирпично-красными стенами Кремля — холодное зимнее солнце.

И мне холодно. Но не от мороза. На мне серо-зеленая красноармейская шинель, фуражку с красной пятиконечной звездой над козырьком я надвинул до самых глаз, на ногах высокие сапоги. Холод сковывает мне сердце.

Этот холод я почувствовал еще в зловещие апрельские дни двадцать пятого года, когда врагу удалось расстроить ряды нашей партии. В последующие месяцы я чувствовал тот же холод в Вене, когда мне пришлось заниматься переброской наших политэмигрантов. Изгнанные огнем и мечом со своей родины, эти достойные борцы нашли вторую родину на земле Ленина. Несмотря на это, боль не проходила. Там, на дорогой сердцу родной земле, что раскинулась между Дунаем и Родопами, между Черным морем и Нишавой, белый террор пожинал свою кровавую жатву. Боевые товарищи, братья, до конца верные своему революционному долгу, томились в тюрьмах или погибали без суда и приговора. О них и болело сердце…