Я еще долго лежу в палатке и веду мысленный спор с самим собой, но тут наконец Тристан просыпается и садится. Роется в сумке, бормочет что-то себе под нос, потом замечает, что я уже не сплю, и хмурится.
– Хорошо ночь провели? – спрашивает он, бросая обвиняющий взгляд на Нову, свернувшуюся калачиком у меня под боком.
– Это не то, что ты себе представляешь, – говорю я, и мускулы на руке напрягаются. Думаю, не отодвинуться ли.
Тристан открывает маленький пакетик и начинает набивать трубку.
– А что я представляю?
Я смотрю на Нову. Ей, кажется, хорошо, она лежит тихо, дышит легко – надеюсь, спит.
– Думаешь, что я с ней спал.
Тристан язвительно смеется, закрывает пакетик и кивает на спящую Нову – ее голова лежит у меня на груди.
– Конечно спал.
– Ну да, но мы просто спали. Не… – Я понижаю голос. – Сексом не занимались.
– Но ты с ней целовался? – Я не отвечаю, и он добавляет: – Ты же знаешь, что она мне нравится.
– Знаю, – отвечаю я, шумно вздыхая, и говорю единственное, что приходит в голову: – Извини.
Тристан качает головой, вставляет трубку в рот и подносит к другому концу зажигалку.
– Извинения ничего не меняют. Ты с ней целовался. – Он щелкает зажигалкой несколько раз, пока язычок пламени не загорается как следует. – Она тебе хоть нравится или это как с Ники опять?
– Это не то, что с Ники, – сердито отвечаю я.
Дым окутывает палатку, рот у меня начинает наполняться слюной.
Тристан глубоко затягивается, задерживает дым в легких, пока слезы не наворачиваются на глаза, затем выдыхает.
– А что же это? – спрашивает он, кашляя.
– Сам еще не знаю, – говорю я, не сводя глаз с трубки, потому что все во мне, до последней клеточки, до смерти хочет закурить. Я знаю, что, как только сделаю первую затяжку, все снова станет как всегда. Но хочу ли я, чтобы было как всегда? – Не могу разобраться.
Тристан пристально смотрит на меня. Дым расползается по всей палатке.
– А если я тебе скажу – отстань от нее? Отстанешь?
У меня кружится голова от дыма и от жары.
– Да, но только потому, что я у тебя в долгу.
Тристан все смотрит на меня, держа в руках трубку и зажигалку. Бросает взгляд на Нову и опять на меня, а потом достает из сумки чистую рубашку. В первые дни, как я к нему переехал, он часто говорил о Нове. Мне это было непонятно. Он же ее почти не знает, а так на ней зациклился. Но теперь-то я понимаю, как легко она западает в сердце, и ее грусть, и тревога, и застенчивость, и то, как она умеет видеть мир по-своему.
– Я сам отстану. – Он натягивает рубашку, быстро идет к двери и выбирается наружу. Трубку забирает с собой и впускает через полог свежий воздух. – Надеюсь, ты хоть знаешь, что делаешь, а то ведь я видел, с кем ты обычно развлекаешься. Она-то, похоже, не из тех.