— Полагаю, этим можно будет заняться, как только мы продумаем все хорошенько.
Он ни разу не говорил ей, что не хотел бы трогать комнату Клайда, но, хотя Луиза никогда даже словом не обмолвилась об этом, прекрасно понимал, что она беспрерывно думает о пустой комнате, и бесконечно ценил терпение жены. Ведь, честно говоря, им нужна была по крайней мере еще одна гостевая комната, а если быть совершенно честными, то две. Он также понимал, что девочки часто мешают друг другу: разница в возрасте уже давала себя знать — их нужды и привычки уже очень разнились, Тьюди по-прежнему спала между ними, и им было крайне тесно. Ларри ждал, когда Луиза заговорит об этом. Но она сказала совершенно неожиданное:
— Знаешь, на мой взгляд, нам бы стоило начать планировать хозяйство. Полагаю, что через шесть-семь месяцев…
Он чуть не подпрыгнул.
— Ты уверена? А не шутишь?! — весело воскликнул он.
— Конечно, не шучу. И думаю… пока только думаю… как ты считаешь, не следует ли нам перебраться в Викторию? Там все комнаты стоят без дела, а дети становятся старше… и если мы будет продолжать держать их здесь… Да что я объясняю? Вспомни, какой там красивый и просторный дом!
Перебраться в Викторию! Ему никогда не приходило это в голову. И какой же он был дурак! Какой законченный дурак, что не задумывался об этом! Сколько комнат, причем всех видов, зря пропадает в Виктории! Да там можно принять столько гостей!.. А как просторно там будет детям! И в самом деле, Луиза абсолютно права: какой это красивый и просторный дом! Внезапно он осознал, что классическая простота строгих колонн и широкие боковые крылья дома в Виктории должны быть намного привлекательнее для Луизы, нежели величественная высота Синди Лу. И так было всегда, ей всегда больше нравилась Виктория, хотя она ни разу не высказывала Ларри своих мыслей по этому поводу. Он понимал, что архитектурный стиль, в котором была выстроена Синди Лу, все-таки устарел, он не вечен, как, собственно, и стиль Виктории, ибо этот стиль ознаменовал собою мимолетный период времени, когда не особо ценили красоту и изящество, а наслаждались вычурностью и изощренностью украшений. Теперь, когда вся эта цветистость постепенно выходила из моды, попросту говоря — увядала, когда сошла на нет вся роскошь, снискавшая в свое время огромную славу этому строению, когда плавучие дворцы стали постепенно исчезать с берега реки, — этот стиль Пароходной Готики потерял свою значимость. Если не считать, что он являл собой как бы памятник людям, принадлежавшим той эпохе, которые и внесли огромный вклад в ее величие! Людям, подобным Клайду Бачелору!