— Но мне так хотелось повидаться с вами, что буря для меня не имела никакого значения. И я… я не простудилась. Я вообще редко простужаюсь. Тем не менее тогда я была безумно несчастна, и мне хотелось довериться вам. Высказать вам все… Вы помните?
— Да, я и это помню.
— Ну так вот, теперь я вовсе не несчастна, но мне бы хотелось довериться вам вновь. Вы не возражаете?
— Дорогая, ну, конечно же, я не возражаю! Я почту за честь выслушать тебя.
— Наконец-то я оставила Пьера. Смерть maman все значительно упростила для меня. Не стану перед вами притворяться, утверждая, что эта утрата явилась для меня страшным ударом, и мне не хотелось притворяться перед кем-либо еще… Вот, собственно, почему я старалась не обсуждать это. С каждым годом понятия maman становились все более пошлыми и снобистскими, с ней было почти невозможно иметь дело, она к тому же стала очень жадной. Ну, не будем говорить о ней, да покоится ее душа в мире. Она высказала свое последнее желание — роскошные похороны, захоронение на Пер-Лашез и мраморный монумент на удивление всем, кто его увидит. Так вот, — продолжала Арманда, — после грандиозного погребения maman все стало намного проще. Дети — оба — сейчас находятся в закрытой школе, а каникулы во Франции чрезвычайно короткие. Мы с Пьером пришли к дружественному соглашению: после этого года Пьеро и Джанина каждое лето будут ненадолго уезжать в Соединенные Штаты, или до тех пор, пока Джанина не вырастет, я буду возвращаться во Францию, ну, как окажется более удобно. Тем временем я присмотрю в Париже подходящую квартиру или небольшой дом, и, когда Джанина станет достаточно взрослой, чтобы выходить в свет, она сможет делить свое время между моим pied-a-terre[21] и Монтерегардом. Ничего драматического между мной и Пьером не произошло; надо отдать ему справедливость — он не пытался создать мне никаких осложнений. Разумеется, он никогда не был охотником за состоянием, ведь у него больше денег, чем у меня, а у меня их, надо сказать, предостаточно. При необходимости мы будем показываться вместе и вести себя очень осторожно, чтобы не рисковать ни нашим браком, ни счастьем наших детей. Разумеется, Пьер поступил бы более благоразумно, если бы позаботился о том, чтобы мне остаться с ним.
Впервые в ее словах прозвучала горечь. Когда она говорила о матери, в ее тоне слышалась только простая констатация факта. Но вскоре она опять заговорила легко и спокойно.
— По-моему, человек, который действительно делал все, чтобы облегчить мою ситуацию, — это племянница Пьера Жозефина де Курвилль. Она и ее муж Жан уже давно условились разойтись. И она просветила меня, до чего все это, в сущности, может быть просто. Разумеется, им не так сложно, как нам, поскольку у них только один ребенок — Луиза. Они всегда оставляли ее подолгу в Монтерегарде, ей очень нравилось оставаться со своей бабушкой — княгиней д’Амблю. Ну, это вполне естественно, поскольку у нее нет кузенов, не считая Пьеро и Джанины, и нет ни сестер, ни братьев. Она учится в закрытой школе, тоже — в Сакре-Кёр, в одном классе с Джаниной. Они буквально не-разлей-вода.