Дети так увлеклись привезенными мамой, но выданными за папины игрушками, что с трудом их к обеду дозвались. А после обеда, около шести, новая радость: пришел посыльный и подал им ящик.
Лидия Львовна сначала в страхе не хотела была принимать, но услыхав, что это из игрушечного магазина, поняла, что Георгий Петрович захотел ей сделать приятное.
— Он умеет быть милым!
Его игрушки оказались вдвое лучше тех, которые накупила она. Дети визжали от восторга. Лидия Львовна радостно улыбалась. Счастье на час посетило этот дом.
Только на один час.
Около семи пришел Георгий Петрович.
Как всегда элегантный, несколько томный, чуть-чуть сентиментальный, чуть-чуть наглый.
— Чем это у вас пахнет? Я с детства люблю запах сургуча. Мой отец был нотариусом.
— Я сжигала конверты… На одном была печать. — каким-то не своим голосом ответила Лидия Львовна. — Ну, вы тут почитайте газету, а я мигом оденусь.
— Я захватил «Вечернюю газету». Тут, кстати, какая-то сенсация. Почтенный коммерсант Абель получает по почте посылку… Вскрывает ящик… И, что бы вы думали, находит в нем?
— Труп! — похолодевшим голосом вскрикнула Лидия Львовна.
— Мертвую правую руку!.. Вы поймете ужас почтенного отца семейства. И ведь никто не застрахован от подобных сюрпризов… Но что с вами. Вы бледны, как полотно?
— Ничего, ничего. Продолжайте. Ну, что же сделал Абель?
— Единственное, что мог и что сделал бы на его месте каждый: подошел к телефону и дал знать обо всем этом полиции.
— А если бы он не сделал этого? Если бы он собственными средствами попытался избавиться от ящика…
— Он рисковал бы впутаться в грязную и неприятную историю, которая грозила бы…
— Чем грозила бы? — с небывалым оживлением подхватила Лидия Львовна.
— Тюрьмой за недонесение или укрывательство… Вы читали процесс Мацоха… Там Пьянко приговорен к тюрьме…
— Кто такой Пьянко?
— Извозчик![1]
— Извозчик?! Значит, моему извозчику грозит тюрьма!..
— Что это значит? О каком извозчике вы говорите?
— Это я так… Если бы Абель, вместо того, чтобы донести полиции, взял бы ящик с собой, повез по городу, сам незаметно скрылся бы в проходном дворе, а ящик с трупом остался бы на извозчике…
— Со стороны Абеля это было бы подлостью. Он подвел бы извозчика…
— Подлостью! Вы говорите, подлостью!.. Ха-ха-ха…
И вдруг с Лидией Львовной началась такая истерика, что Георгий Петрович даже растерялся.
Она смеялась и плакала и сквозь всхлипывания повторяла слово «подлость».
Георгий Петрович поднял ее, как беспомощного ребенка, на руках отнес в спальню, нежно, бережно уложил в кроватку, осторожно расстегнул кофточку и едва удержался, что бы не поцеловать это милое, впавшее в забытье личико.