— Конечно, конечно, — заторопился обнаруживший в пальцах авторучку Лева, боясь обидеть новых друзей хотя бы намеком на недоверие. Спешить пришлось еще и потому, что строчки на бумаге двоились и прыгали, как живые мошки.
Бородатый дружески подмигнул Леве, убрал документы в кейс, а новое воплощение Чехова отвинтило крышку у стеклянной трубочки и всыпало Леве в рюмку какого-то серого порошка.
— Отметим сделку, Лев Иванович. Чтобы дома не жу-рылись.
Левино сознание расслоилось, внутренний голос шепнул: не пей, отравят! — но это был слабый, тонкий, затухающий импульс. Лева радостно поднял рюмку со словами: — За ваше здоровье, господа! — бестрепетно ее опрокинул.
Пробуждение было таким же, как и убывание — внезапным. Он лежал на сырой земле, на траве в каком-то лесу или парке. То ли утро было, то ли вечер. Но ни ночь ни день. Хотя он был в своей теплой, на подкладке куртке, все же успел одним боком заиндеветь.
О том, что служилось, помнил все до мелочей, до того момента, когда выпил серый порошок, подсыпанный реин-карнированныц Чеховым. Конечно, он стал жертвой гипноза, подкреплённого какими-то снадобьями, а что же еще? Башка до сих пор будто набита паклей.
Лева потихоньку ощупал себя: спасибо, мужики, что хоть не били. Шаря по карманам в поисках сигарет, наткнулся на какую-то бумагу. При слабом, скорее предрассветном, чем вечернем мерцании небес разглядел, что это копия купчей на его собственную квартиру, оформленная, кажется, по всем правилам, с гербовой печатью, и чек на его имя с проставленной суммой — десять тысяч рублей. Беги в сберкассу, отоваривай и гуляй — от рубля и выше.
Потирая окоченевший бок, Лева поднялся и побрел через лес. Светало, лес оживал, наливался птичьими голосами и тугим, весенним теплом. Лева смутно ощущал, что какая-то важная, большая часть его жизни осталась позади и возврата в нее нет, но как ни странно, испытывал некоторое облегчение, словно свалил с плеч тяжкий, невидимый груз. Сердцем, забившимся вдруг в унисон с майским утром, угадывал замаячившую впереди уже окончательную свободу от всего земного…
Вскоре встретил на тропе пожилого господина, спозаранку выгуливавшего оранжевую, с умильной острой мордочкой таксу. Собака весело его облаяла, и хозяин ірозно на нее прикрикнул: — Тубо, Алиса! Уймись, засранка.
Лева обратился к нему с вопросом: не подскажете ли, друг, где я очутился?
Мужчина ничуть не удивился: мало ли нынче шатается по Москве заблудившихся путников. Оказалось, Леву свезли в Тропаревский парк, на Юго-Западе. Он расспросил, как добраться до автобусной остановки и заодно стрельнул сигаретку. Мужчина, угостив его «Кэмелом», закурил вместе с ним.