— Глупо, папочка. Я ведь тоже могу так двинуть, что пузо лопнет.
Егор Ильич смотрел в родные глаза и видел в них смутное зарево, как при далеком лесном пожаре. Он взял себя в руки и спокойно спросил:
— Но почему, Света? Объясни, зачем тебе это надо? Чего тебе не хватает?
— Скучно, папа. Как вы живете — это же тоска зеленая. А как по-другому — я еще не знаю.
— Не понимаю, о чем ты?
— Чего же тут объяснять. Все сгнило в этой стране. Вот ты думаешь, ты солидная фигура, вся эта сволочь крутится вокруг тебя, как мошки около шмеля, но на самом деле ты просто ухитрился нарубить бабок больше, чем другие. А зачем тебе столько бабок, папочка?
Егор Ильич понимал, что девочка не в своей тарелке, бредит, поэтому не стал с ней спорить.
— Светлана, я требую, чтобы ты переменила образ жизни.
— Какое же у тебя право требовать?
— Я твой отец.
Светик засмеялась заливисто, как колокольчик.
— Не смеши меня, папа. Какой ты отец? Ты, наверное, даже не понимаешь, о чем говоришь.
Егор Ильич, чувствуя, что опять нехорошо закипает, решил перенести разговор на утро и отправил Светика спать, но утром она исчезла.
Больше четырех лет от нее не было известий, хотя Егор Ильич отслеживал ее путь с помощью опытных наемных осведомителей, не скупясь на затраты. После побега дочери у него в подвздошной области образовался крохотный сгусток, наподобие язвочки, который не рассасывался, но не давал тени на рентгеновской пленке. Когда он узнал, что Светик объявилась в городе С. и стала правой рукой заурядного бандита Любимчика, то начал задумываться о высоких категориях добра и зла, что в общем-то было ему несвойственно. Он не чувствовал за собой никакой вины, но все пытался понять, где и когда допустил роковой промах в воспитании дочери… Или разгадка ее путаной судьбы лежала в метафизической области, где все человеческие потуги не имеют никакого смысла…
Звонок дочери застал его в банковском офисе. Он склонился над сомнительным отчетом питерского филиала, напротив притих в кожаном кресле ревизор из Счетной палаты, некто господин Чубрашин и, почти не дыша, совиными глазами следил за движениями патрона. Услыша в трубке незабытый певучий голос, Егор Ильич побледнел и слабым мановением руки отправил Чубрашина из кабинета.
— Это ты, Светлана? — спросил осторожно, допуская звуковую галлюцинацию.
— Ну я, я, кто же еще… Папа, мне нужна твоя помощь.
Его девочка вернулась!.. Вязкий комочек в подреберье вдруг взорвался тысячью мелких иголок. Егор Ильич охнул и прижал руку к животу. Как будто не было четырех лет разлуки, все по-старому. Требовательная, дерзкая интонация раздраженного на весь мир человечка. Малая кровиночка потянулась к родовому стволу.