— Не посмеешь, гад! — прошипела Светик.
— Я-то? — заюлил старик. — Я-то не посмею, а вот Гри-нюшка, его Гринюшка зовут… Говорил же, на один зубок…
Светик вырвала из сумочки заветный «вальтер» и не мешкая открыла стрельбу, но успела послать лишь две пятимиллиметровых пульки в сторону зверя, целя в ірудь. С неожиданной сноровкой старик перегнулся через стол и забрал у нее из пальцев смертельную игрушку. Пес приблизился вперевалку, пульки его, кажется, даже не ущипнули, и положил огромную башку ей на колени. Белесые глаза светились укоризной, желтоватая слюна закапала с клыков на юбку.
— Ая-яй! — посетовал Гарий Львович. — Разве так себя ведут в чужом дому? Батюшке вряд ли понравится.
Светик затихла ни жива ни мертва — мечтательный взгляд кошмарного пса ее гипнотизировал. Но постепенно вместе со страхом смех запершил в горле. Надо же, как спасовала — и перед кем? Ай да червивый гриб, ай да молодец!
— Я согласна, дедушка.
— С чем согласна, красавица?
— Заплачу двести штук, твоя взяла.
— Э-э, нет, душа моя, — возразил старик. — Теперь цена иная.
— Почему?
— Как почему? Гринюшка мне заместо сыночка родного, а ты вона как — огнем в него палить. А ну попала бы, тогда как?
— Убери его, дедушка. Пожалуйста.
— Ай боишься?
— Ничего я не боюсь. Башка тяжелая, коленка затекла.
Пес, будто в забытьи, шершавым, как махровое полотенце, языком лизнул ее руку.
— Иди на место, Гриня. Чего лижешься, дурачок? Девка-то боевая, убить тебя хотела.
Пес, тяжко вздохнув, побрел обратно к двери.
— И сколько же теперь? — спросила Светик.
— Триста, родненькая. Будешь артачиться, еще подыму.
Светик налила себе полный бокал вина, осушила единым махом.
— Расскажи про него. Кто такой?
Старик после неприятного инцидента помолодел, приосанился, будто сбросил годов десять. Бутылочные глаза обернулись двумя голубенькими присосками.
— Человек особенный, на семи ветрах каленый, тебе до него не добраться. Твоя сила в бабьем естестве, но он на это не шибко падкий. Да и раскусит тебя в два счета.
— Меня раскусывать нечего, он меня видел.
— На что же надеешься?
— На удачу, на что еще… Чем же он такой особенный?
Гарий Львович тоже выпил и отчего-то загрустил.
— Ну как тебе ответить? Ты вон девица прыткая, ушлая, надумала собачку застрелить, да с двух шагов промахнулась, потому что дурость очи замутила. У него таких осечек не бывает, у Крупье. Спросишь, почему? А у него никаких чувств нет, ни злобы, ни ярости, ни любви, ни света, ни тьмы. Никто над ним не властен, кроме рока. Он сам собой не руководит. Есть такие люди, они наперечет, но есть. Про них истинно сказано: заговоренные. Отступись, деточка, не лезь на рожон. И денежки сбережешь, и жизнь.