толкутся эмигранты.
Поздоровавшись с Рустамом, купец предложил:
- Пока я просмотрю счета, вы можете почитать.
Достал чудом попавшую к нему газету.
Рустам вздрогнул и нерешительно протянул руку. Спустя миг он был самим собой - равнодушным,
медлительным, даже ленивым.
- У них и такие газеты выпускают? - удивленно протянул он. - «Учитель и просвещение»...
20
- Да... Просвещение... - Купец был занят своими счетами.
- Я заходил к Вахиду-ака.
- Хороший человек. Жаль его.
- Почему?
- Соседа его видели?
- Ювелира?
- Именно. Он всегда торчит у Вахида-ака. Он сожрет его. А мальчишка будет работать на этого соседа.
Редкий талант у мальчишки. Художник.
Рустам посмотрел на Аскарали, словно впервые его увидел.
- Я знаю, о чем вы думаете, - сказал купец и, не ожидая ответа, объяснил: - Вы думаете, откуда у меня
взялась жалость? Вы правы. У меня ее нет. Кто явился на базар, тот должен проститься с этим
достоинством. Богатый купец из Коканда Валиев сейчас жалкий точильщик. Купец из Маргилана Гафур
подметает улицы. Это я их оставил без гроша. Всем известно. И никто меня не осуждает! Если бы не
успел я, улицы пришлось бы подметать мне. Таков закон нашей жизни.
Рустам съежился. Он знал о таком законе. Но еще никто прямо, откровенно не говорил об этом в
глаза. Закон маскировали приличиями, улыбками, поклонами.
- Мальчишку мне жаль, - повторил Аскарали. - Большой мастер растет.
Купец шевелил губами, считая. Ему лет тридцать пять. Говорят, в Намангане промышлял мелкой
торговлей, был перекупщиком. На чужбине пошел в гору.
Рустам развернул газету. Сообщалось об открытии школ в сельских районах. О слете учителей. Была
и критическая статья. Автор гневно осуждал районное начальство, повинное в отсеве школьниц.
- Смотрите! - воскликнул Рустам. - Стихи...
- Ну и что? - спокойно поднял голову Аскарали.
- Но это же стихи Камила!
- Ваш знакомый?
- Мы вместе росли. Вместе у бая батрачили.
- Батрачили? - теперь уже купец удивился.
- Да. Потом учились в Баку.
- О чем он пишет?
Аскарали спросил приличия ради. Ему было не до стихов.
- Он пишет об учителе, - заговорил возбужденно Рустам. - Об учителе, который с книгой в руках
поднялся в горный кишлак.
- Простите, Рустам-джан. - Аскарали улыбнулся. - Но я такой поэзии не понимаю. По-моему, это не
поэзия. Есть настоящие стихи... - И он продекламировал:
Не гони же, я - у двери;
божий рай мне не нужен.
Переулка, где живешь ты под луной, -
мне довольно.
Взглянув на Рустама, купец поднял палец и торжественно произнес:
- Великолепный Хафиз.