Чародейка пыталась прикинуть, сколько же времени прошло здесь с того момента, как она ринулась в погоню. Выходило, что не меньше недели. Мёртвых похоронили, отплакались, сейчас по всей деревне стучат топоры, ладят новое, восстанавливают порушенное. Свамме-гном не успевает вечером разливать пиво уставшим работникам…
Клара не боялась возвращаться. Дети с ней, а всё остальное неважно. В конце концов, всегда смогут перекинуться и улететь. Свамме… он, конечно, оказался дуб дубом, но ничего – от орды мертвяков прямо перед твоим трактиром и не такое помутнение в голове случается.
В крайнем случае выльет на него бадейку воды. Даже как-то жаль, что эта мысль не пришла раньше, когда толпа с топорами и вилами подступала к её крыльцу.
– М-мама… – только и вымолвила беспомощно Аэ, когда им наконец открылся родной Поколь.
Две трети селения обратились в чёрные головешки. Среди золы и пепла, где не обвалились, сиротливо торчат печные трубы. Там, где следовало стоять трактиру Свамме-гнома, – здоровенная выгоревшая ямина, куда поместился бы целый каботажник, только разве что без мачт.
И полное безлюдье. Словно все, кто только мог, собрав последние пожитки, бежали прочь с недоброго места.
«Стой, Клара, – выгорел не весь посёлок; та часть, где наш собственный дом, осталась невредима. Ближние соседи – у них всё цело должно быть!..»
Цело не оказалось. Двери выломаны, окна выбиты. Валяются черепки посуды, какие-то тряпки, обрывки. Забор повален, возле одного из домов – тело мёртвого пса в грязно-коричневатой, давно засохшей кровяной луже.
Облако мух над ним.
– Мама, – пискнула Зося, но не отвернулась и не прижалась испуганно. Напротив, расправила плечи, гордо вскинула голову, шагнула в ряд с Чаргосом и близнецами.
Дома вокруг Клариного тем не менее стояли, хоть и изрядно потрёпанные, явно разграбленные, но целые. Ставни и двери недолго навесить.
Жилище же чародейки, наоборот, смотрелось как на картинке. Всё целехонько, и даже игрушки в окне-витрине все до единой целы. Ухожен палисадник, поднимаются по столбам декоративные вьюнки. Деловито жужжат пчёлы возле крупных венчиков; и кажется – из дверей вот-вот выступит Сфайрат, улыбнётся, как умеет только он, своей собственной улыбкой, не позаимствованной у погибшего Аветуса, и скажет: «Ну что, нагулялись?»
Рыжая пушистая тень метнулась огромным прыжком с крыши, мягко и бесшумно приземлилась у ног Клары, замяукала и принялась вовсю тереться о пыльные сапоги волшебницы.
– Шоня!
Клара подхватила страж-кота на руки, прижала к груди, касаясь щекой мягкой шёрстки. Шоня совершенно по-собачьи вдруг лизнул её в щеку, а в следующий миг его уже принялись тискать близнецы, истошно верещавшие что-то восторженное. Прыгала от радости Зося, тоже требовавшая «своей доли кота».