Если, конечно, нас всех не сожрут раньше.
Неназываемый, надо полагать, весьма обрадовался перемене в однообразной диете. Или, вернее, так думал о нём Хедин, прекрасно понимая, что к этой сущности никакие наши привычные оценки неприменимы. Неназываемый мог испытывать фантастические и невероятные эмоции, а мог оказаться абсолютно тупой, нерассуждающей, в принципе не способной ни какое отвлечённое мышление субстанцией, наподобие пламени, радостно пожирающей сухой участок леса.
Познать это, определить это точно было невозможно. Никакой сигнал не достигнет Неназываемого, и ничто ответное не вырвется из его абсолютной черноты.
Но Хедин упрямо гнал и гнал частицу самого себя, гнал бесконечными кругами по всё сужающейся спирали всё ближе и ближе к границе абсолютного ничто, за которым – только полный распад, поглощение и – неведомое.
Другой он, тот самый, огромный и распростёртый, – на какой-то миг увидел даже Сигрлинн. Сигрлинн в длинном белом платье, босая, с распущенными золотисто-солнечными волосами – нет, волосы её обратились в самое настоящее пламя, то самое, золотисто-солнечное, и ярые языки огня вились за ней, словно удивительный шлейф.
Она шагала по пыльной дороге меж пожухлых, словно во время засухи, полей. Шагала к видневшемуся невдалеке замку, до сих пор величественному и прекрасному, хотя на высоких стройных башнях много где сорвало ветрами крыши, а чинить, похоже, было некому.
Хедин поспешно отдёрнулся. Он не хотел подглядывать. Нельзя, ни в коем случае нельзя ей помешать. Она должна исполнить задуманное. Исполнить в точности.
…Как это и предусмотрено Планом.
Он надеялся, что Си его не заметила. Во всяком случае, она так и продолжала идти, ступая босыми ступнями по сухой летучей пыли, но белый подол её платья, доходивший до щиколоток, оставался девственно-чистым.
Бело-золотая искорка Сигрлинн утонула в водовороте красок и миров, стремительно наполнявших сознание Познавшего Тьму, устремлявшихся в него со всех сторон. Не замедляться, не замедляться, дальше, дальше, сквозь пустоту – навстречу Неназываемому.
Это не то, что с радостью проделает даже и Новый Бог.
Едва ли на подобное решался даже Великий Орлангур.
Не дерзал вступить в сии пределы Ракот Восставший.
Значит, ему, Хедину, выпало стать первым. Вернее, он стал первым, потому что он есть Хедин.
Много, много больше, чем просто Познавший Тьму.
Он мчался навстречу Неназываемому и только тут ощутил, что и тот движется навстречу.
Точка переставала быть точкой. Граница сдвигалась, и частица-Хедин видела, как кипит и взрывается протуберанцами непустая пустота, сшибаясь с идеальной чёрной сферой, резко выросшей из крохотной точки.