— Да, я никогда не смог бы придумать такое! — воскликнул Оливер.
Первый и последний раз я слышала, как Оливер смеется по-настоящему: он сотрясался, сгибался вдвое, из глаз катились слезы.
— Да ведь это чистой воды предрассудок, — сказал он, перестав смеяться.
— Нет, уверяю тебя. У меня нет ни малейшего желания нарушить обет еще раз. Это очень серьезно, я…
Оливера снова охватил безумный смех.
— Ты! Чтобы ты — обет Деве!.. О, как это забавно, смешно, просто нет сил! Это так по-бретонски! — воскликнул он, склонясь над своим носовым платком.
Естественно, ведь англичане — протестанты и не верят в Деву.
Как бы там ни было, но для бледной брюнетки, какой я была, синее и белое подходило просто идеально.
Наконец Оливер успокоился и сказал:
— Боже, до чего гениальное кокетство! Да лучше просто невозможно было придумать! Это делает твою полярную красоту еще загадочнее, чем лунная ночь. Однако советую тебе, дорогая, никогда больше не говорить о Деве, — добавил он совершенно серьезно. Но еще и вечером он хихикал, вспоминая мою историю.
Однажды Оливер уехал рано утром в Лондон и вернулся поздно вечером с довольным видом. Он сказал мне:
— Мы уезжаем двадцать второго.
Я хорошо помню, что было это шестнадцатого.
— На борту будет Седрик, лорд Давентри. Он возвращается в Сингапур после шестимесячного пребывания на своих землях. Солидное состояние, шестьдесят лет, крепкий орешек.
— Крепкий орешек?
Я вдруг разволновалась.
— Ты понимаешь, что я имею в виду?
Да, я поняла, что мне придется потратить много времени, прежде чем этот граф Давентри дойдет до нужной кондиции.
— Там также будет мисс Пенроуз, знаменитая Дороти Пенроуз. Ты быстро сойдешься с ней, так как она знает всех. Она живет в Азии уже двадцать пять лет. Она — это что-то! Все должны знать, что ты направляешься в Сингапур, чтобы написать экзотический роман. Это прекрасный повод для знакомства. Что касается остального, то я полностью тебе доверяю, — продолжил Оливер.
Ну вот! Все так просто! А в принципе, что же изменилось? Я все та же Анна де Даула, не так ли?
Но все происходило отнюдь не в розовом свете. Грустный и одинокий кот часто приходил ко мне по ночам посидеть на краешке моего сердца. И его слабое мяуканье умоляло меня открыться ему.
Доза виски повысилась: это было единственное средство от сомнений и желания все повернуть назад. Все казалось бессмысленным и жестоким.
И вот наступил день, на исходе которого мне пришлось сказать своей хижине «прощай»…
Когда я услышала, как в последний раз поворачивается ключ в замочной скважине, я чуть не разрыдалась. Как глупо! Мой безутешный призрак отделился от моего тела и устремился к закрытым ставням, чтобы постучаться в них дрожащей рукой. Ставни напомнили мне навсегда закрывшиеся глаза.